Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов

Дарданеллы

– Борзоту бы с вас повыбить, и крепко! Совсем обурели, пальцы веером, сопли пузырем – стрелку забьем! Тьфу на вас!

Петр пристально смотрел в бинокль и тихо ругался сквозь зубы. Британцы перли буром, не обращая никакого внимания на вывешенные сигнальные флаги. Было видно, как на палубах кораблей суетятся матросы, откатывая заряженные пушки.

– Даже к императорскому флагу никакого почтения, – продолжал яростно бормотать Петр, – и остовы турецких кораблей им не в пример.

Два турецких линкора, выбросившиеся на берег, представляли печальное, прямо душераздирающее зрелище. С проломанными бортами, закопченные, потеряв все мачты, они напоминали огромных китов. Несколько в стороне из воды торчала мачта, словно лиственница в затопленном водохранилище, – еще одно немое свидетельство отгремевшей баталии.

Шедший впереди английский фрегат красиво скользил по голубой ленте пролива, а русские моряки на трех винтовых корветах затаили дыхание. Нет, все знали, что в Дарданеллах выставлено надежное минное заграждение, неудачный прорыв которого полностью деморализовал османов.

Но кто знает этих англичан?! Вдруг им улыбнется удача и они не зацепят мины? Пушки бригадира Бонапартова, конечно, выбьют из них спесь, вот только вряд ли остановят всю эскадру – девять мощных кораблей слишком серьезная сила, да и британцы не подарок. Не чета османам, противник умелый и лютый, это они в Босфоре продемонстрировали, до конца с русскими «кабанами» безнадежный бой вели.

Вот потому за корветами выстраивалась линия из четырех линейных кораблей под флагом контр-адмирала Сенявина. Именно она примет на себя удар прорвавшихся британцев, потому что корветы немедленно отойдут назад – слишком слабы они для баталии…

Британский фрегат словно подбросило из воды, мачты качнулись, прикрытые султаном воды, и рухнули в кипящее море.

Следом вспучился водяной столб у линейного корабля, шедшего под адмиральским флагом. Тот рыскнул в сторону, потеряв две мачты.

В его корму сразу же врезался на полном ходу следующий за ним в кильватерной струе корабль. Одна из мачт не устояла и, качнувшись, рухнула на подранка.

– Два взорвались, один стреножен, государь!

– Сам вижу, – холодно бросил Петр на радостный выкрик капитана. Ликования он не испытывал, хотя британцы потеряли треть эскадры махом. Тут разборки межгосударственные такие начнутся, что дипломаты замучаются меморандумы писать. – Думаю, у них хватит ума остановиться, – пробормотал с надеждой в голосе Петр и тут же понял, что британцам доводы рассудка не нужны, когда ими движет взбесившаяся спесь и ярость.

Корабли укутались густым пороховым дымом – было хорошо видно, как ядра разносили в пыль каменные стенки укреплений. Вот тут Петр подзабыл свое нарочитое миролюбие – стерпеть такое он не мог. Однако укрепления молчали, и он в гневе воскликнул:

– Мы не на балу, а ты, Бонапарт, политесы тут англичанам устраиваешь?! Скандала бо…

Петр осекся, его брань в адрес корсиканца оказалась напрасной. Белый дым заволок два берега – батареи дружно послали ответные гостинцы.

Да и минное заграждение собрало очередной свой улов. У борта линкора встал водяной столб, и почти сразу же из его чрева, выворачивая палубу, полыхнуло пламя. И чудовищный взрыв не только разметал горящие обломки, но нашел еще одну жертву – второй фрегат разделил участь первого, буквально на глазах превратившись в полыхающий костер.

– Зело, однако…

Петр не мог поверить собственным глазам – увидеть такое нещадное избиение англичан он не ожидал в самом горячечном бреду. И тут, словно размытая химера, выросло еще одно видение – два британских линкора напоролись на мины, стараясь совершить маневр и уйти от губительного огня береговых пушек.

Он не ошибся, взяв Бонапарта на русскую службу, – несостоявшийся французский император военное дело знал прекрасно. Бомбические пушки буквально в труху размолотили линейный корабль, тот потерял ход и беззащитно покачивался на морской глади.

У последнего «британца» явно не выдержали нервы – линкор стал разворачиваться в узости, стремясь улепетнуть. Да не тут-то было – продольное минное заграждение специально для противодействия таким маневрам было предназначено.

В голубое небо взметнулся очередной водяной столб, а через несколько минут английский линкор, повалившись, обреченно лег на борт. Пушки на берегу прекратили стрельбу, и тишина оказалась на секунду такой давящей, что Петр непроизвольно закряхтел, желая услышать хотя бы собственные звуки. И тут на кораблях взорвался многоголосый ликующий хор, и в небо белыми птицами взлетели бескозырки.

– Виктория! Виват!

Петергоф

Прочитав первую ленту, Миронов посерел лицом – о таком он знал, это крепко ему в голову вдолбили, но за все годы службы ни разу не слышал. И действовать нужно было немедленно, и первым делом сразу накрыл планшет с принятой телеграммой.

– Государево слово и дело, – глухо, но четко произнес телеграфист, и Пузо, с побелевшим лицом, рванул опечатанную дверку шкафчика на стене, схватил флажок, сунул в губы свисток и, разматывая красную ткань, выметнулся за дверь. Привалился к ней снаружи, хотя Миронов тут же закрыл за ним засов.

И правильно сделал, все по инструкции, ибо есть такие государственные тайны, о которых многим знать не надлежит.

Федор вытащил из-под мундира ключ, открыл сейф начальника и достал секретную тетрадь. Расписался там в получении депеши, достал красный футляр, как раз для таких случаев предусмотренный, и уселся за стол, принявшись быстро расшифровывать сообщение. А за окном разливалась переливчатая трель свистка – Пузин тоже хорошо знал и помнил инструкцию и теперь ее выполнял.

Работа была проделана за несколько минут. Миронов вложил листок в футляр, быстро расписался на планшете и запер оный в железный ящик. Новость его ошарашила, но он напустил на лицо ледяную маску – о таких делах ведать надлежит только государыне. И, помешкав одну только секунду, собравшись духом, рванул массивный железный засов и, держа на вытянутых руках красный футляр, вышел за дверь.

У здания его уже ожидали, так что в сердце екнуло. Такого он просто не ожидал и представить не мог в самом горячечном бреду.

Напряженно застыл, кусая в нетерпении седой ус, старый наперсник императора. Рядом с ним подполковник, командир караульной роты, капитан и полдюжины солдат с винтовками – все с поседевшими головами, в шрамах и отметинах от множества боев, в которых они участвовали. Так император повелел – брать в дворцовые гренадеры тех гвардейцев, что по ранам своим службу в поле нести не могут.

– Командир лейб-гвардии Дворцового батальона полковник Берген, – лязгнул голосом комендант Петергофа, словно клинком, а глаза тревожные, с затаенным страхом, но положенную инструкцию соблюдал четко.

– Срочная депеша, – негромко произнес Федор и добавил громче, с пониманием, внушительно: – Государево слово и дело!