МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева - Леонид Млечин

— Когда вы сдавали дела Примакову, о чем вы говорили?

— Мы встретились, обменялись мнениями. Я пытался рассказать о трудностях, проблемах, которые стоят перед министерством. Евгений Максимович задавал вопросы. Договорились, что, если что-то понадобится, он всегда может ко мне обратиться, как и я к нему. Была вполне нормальная беседа.

— Он не обращался?

— Он не обращался. Мы с Евгением Максимовичем можем себя поздравить с тем, что отошли все-таки от советской практики, когда ушедший министр поливает грязью своего преемника, а преемник, в свою очередь, все валит на ушедшего. Во всяком случае, публично это не происходит.

— Если бы вас в тот момент спросили, кого вы видите на посту министра, то кого бы вы назвали?

— Я бы Евгения Максимовича не назвал. Он и так был на должности. Но когда я узнал, что президент его назначил, то для меня это был вполне обоснованный и понятный выбор.

— Вы не хотите называть имена, чтобы не бросать на них тень?

— Конечно.

— Но вы видели таких людей?

— Конечно. Много кандидатур.

— Бывают руководители, которые смотрят вокруг и говорят: нет, некем меня заменить.

— У меня такого никогда не было. Никогда не было идеи собственной незаменимости. Это наша драма, что, заняв какое-то кресло, человек становится незаменимым. Беда, что такая богатейшая талантами страна воспринимается как неспособная рождать собственных Ньютонов и Платонов.

Что происходит с министрами, когда они уходят в отставку и исчезают с экранов телевизоров? Что они делают в отставке? Зарабатывают деньги? Отдыхают? Пишут воспоминания? Играют в домино?

Прежде всего, о бывших министрах мгновенно забывают. Это произошло и с Козыревым. Первые полгода после ухода в отставку Андрей Владимирович провел в думском кабинете и в своем избирательном округе. Отставка пошла Козыреву на пользу: он отдохнул, расслабился и женился на молодой и красивой женщине.

— Как вы перенесли столкновение с бытовыми проблемами после пяти лет министерской жизни?

— Переход из одного состояния в другое практически шоковый. И когда становишься министром, и когда перестаешь им быть, особенно если ты был министром пять лет. Хорошо это сформулировал мой друг Джим Бейкер. Когда он перестал был Государственным секретарем США, то сказал: «Самое неожиданное — это то, что машина у подъезда желтая (то есть такси) и водитель спрашивает, куда ты хочешь ехать».

— При всем при том жизнь в Соединенных Штатах весьма отлажена, чего не скажешь о нашей стране.

— Безусловно. Бейкер ушел в свою семейную фирму, которую основал его дед больше ста лет назад. Там хорошие деньги, у него прекрасный офис в Вашингтоне. Он пришел на пост Государственного секретаря из той жизни и вернулся в нее. А я пришел из ниоткуда и ушел в никуда. Это и создает предпосылки для того, что люди, оказавшись на должности, стараются время государственной службы максимально использовать для собственного блага. Это основа коррупции. Если министр видит, что у него в распоряжении есть какие-то квоты (у меня их не было), распределив которые он сможет потом пересесть в лучшую машину и вести лучшую жизнь, то убедить его не делать этого очень трудно. Я, сталкиваясь сейчас с весьма неприятными жизненными обстоятельствами — такими, как у всех, впрочем, — иногда в сердцах себе говорю: надо было, черт возьми, что-нибудь придумать тогда такое, чтобы сейчас все было проще…

Джеймс Бейкер, которого привел в пример Козырев, немало преуспел в сфере бизнеса. Он основал компанию «Кэрлайл груп» — она считается чуть ли не самой прибыльной в мире. Бейкер собрал целое созвездие удачливых бизнесменов и бывших государственных деятелей. В его компании работает всего сто десять человек. Но какие! Скажем, Бейкер пригласил на должность советника бывшего премьер-министра Великобритании Джона Мейджора. Его задача — по всему миру скупать компании, которые можно модернизировать и перепродать за большие деньги. Мейджор работал всего два дня в неделю, а получал чуть больше полумиллиона долларов в год…

— Ваше лицо всем знакомо. Когда люди вас видят, какими глазами они на вас смотрят?

— На меня везде смотрят — и дома, и, что удивительно, за рубежом. Я никуда не могу пойти, чтобы на меня просто не показывали пальцем. Многие подбегают здороваться. Некоторым еще хочется и потрогать руками, что невыносимо, хотя это все доброжелательные люди. Я вообще не сталкивался с какими-то враждебными проявлениями, попыткой обидеть.

— Как же так, вы такой антинародный политик, прозападный, если почитать известную прессу?

— Я даже удивлен, что никто не подходит и не говорит: «Продал Россию, гад?» Известность иногда удобна. Меня везде пускают без пропуска. Иногда подвозят на машине и не берут денег, хотя я предлагаю.

От половины проблем Козырева спасает завидный характер.

— У меня практически не бывает устойчивого дурного настроения. Сгорела дача — да, огорчительно, тем более что нет денег ее восстановить, но долго огорчаться я не могу. А чтобы я просто предавался меланхолии — не в моем характере. Но это не значит, что я не переживаю, что у меня нет сильных страстей и пристрастий, скажем политических. Просто я считаю необходимым держать их при себе.

— Вы генетически спокойный человек? Вы с детства были спокойным? Или это результат самовоспитания, умения держать себя в руках, не распускаться?

— Я спокойный по манере поведения. И это сознательно, я очень стараюсь так делать. У меня был только один срыв, за который мне до сих пор стыдно. Еще в роли министра я приехал в Мурманск. У нас такая манера: когда приезжают люди определенного уровня, то в провинции останавливают движение целыми кварталами. Впереди машина с мигалкой, сзади машина с мигалкой. Меня это всегда раздражало. А когда приезжаешь в Мурманск вести избирательную кампанию?.. И так на тебя люди смотрят — почему ты не можешь проехать нормально? Зачем тебе охрана? В избирательном округе тебе это может стоить большого числа голосов. Я один раз доказываю, что подобного не нужно, второй раз — в своей спокойной манере. Но все бесполезно. Наконец я остановил кавалькаду, вышел из машины и, довольно грубо поговорив с представителями соответствующих служб, настоял все-таки на том, чтобы весь этот кортеж разогнали, и я спокойно проехал по своему избирательному округу — как человек, а не как президент банановой республики. За грубость мне было неприятно, потому что эти люди не виноваты — у них свои инструкции. То есть у меня бывают срывы.

— Для ушедшего в отставку министра вы очень молоды. Вы думали о продолжении политической карьеры?

— Я действительно исхожу из того, что жизнь у меня только начинается. Евгений Максимович Примаков стал министром — после меня — в шестьдесят пять лет. Так что у меня впереди по крайней мере столько же, сколько позади.