Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Шпеер завершил свое выступление призывом к сплочению:

Потеряв в Сталинграде родного брата, Шпеер не питал иллюзий относительно природы этой борьбы. Но он без колебаний соглашался с самой жестокой логикой войны на истощение:

Шпеер ни на минуту не допускал возможности того, что это сражение Германии не выиграть. Вопреки всем фактам, говорящим об обратном, он утверждал, что немецкий тыл все еще сохраняет волю к продолжению борьбы и что для победы достаточно уверенного руководства:

Что произошло после этого грозного воззвания Шпеера, остается предметом дискуссий[1922]. Шпеер до самой своей кончины утверждал, что он отобедал в Позене, а затем в компании Вальтера Роланда отбыл, чтобы присутствовать на вечерней встрече с Гитлером. Помимо своекорыстных показаний, которые много позже дали Вальтер Роланд и управляющий конференц-зала в Позене, едва ли найдутся другие подтверждения этой версии событий. Намного более вероятно, что Шпеер все еще присутствовал в позенском конференц-зале в конце дня, когда к гауляйтерам обратился Генрих Гиммлер. Полный текст его выступления 6 октября не дошел до нас[1923]. Однако имеющиеся выдержки указывают на то, что оно почти совпадало с той речью, которую он произнес двумя днями ранее в том же месте перед руководителями ваффен-СС. Большая часть обеих речей была посвящена бессвязному изложению военной ситуации на Восточном фронте, как и следовало ожидать от главнокомандующего ваффен-СС. Кроме того, Гиммлер посвятил некоторое время такой теме, как использование русской рабочей силы, представлявшей собой бледное эхо грандиозных планов 1941 и 1942 г. Однако обе речи также содержали короткую, но крайне любопытную часть, в которой Гиммлер делал своих слушателей безусловными соучастниками геноцида евреев. Было бы наивно полагать, что к 1943 г. кто-либо из гауляйтеров ничего не слышал об «Окончательном решении». Все они по крайней мере косвенно были причастны к расправам. Многие из них находились в первых рядах убийц. И цель выступления Гиммлера состояла не в раскрытии тайны, а именно в том, чтобы зафиксировать факт соучастия, окружавшего повсеместные дискуссии об «Окончательном решении», и разъяснить соратникам по партии, что все они сопричастны к происходящему. Подобно Шпееру, Гиммлер хотел лишить гауляйтеров «каких-либо отговорок»:

В 1970-е гг. Шпеер заявлял, что не помнит о вечернем заседании б октября 1943 г. Ему даже хватило наглости утверждать, что Гиммлер в важнейший момент своей речи обратился лично к нему, потому что близорукий рейхсфюрер С С был без очков и не заметил, что Шпеер покинул собрание. На самом деле намного более вероятно, что Шпеер, Мильх и другие ключевые фигуры военной экономики присутствовали в зале во время выступления Гиммлера. Так или иначе, совершенно невозможно поверить в то, что к осени 1943 г. они не знали о зверствах, совершавшихся против евреев по всей Европе и на Восточном фронте. После 1941 г. было невозможно посещать Украину или Генерал-губернаторство и тем более инспектировать тамошние промышленные предприятия и находиться в неведении относительно происходивших там массовых убийств. Можно привести в пример хотя бы то, что осенью 1942 г. Эрнст Хейнкель, один из ведущих производителей самолетов в Германии, в докладе Эрнсту Мильху небрежно отмечал, что в Польше практически невозможно начать авиационное производство из-за дезорганизации, вызванной «истреблением евреев», и эта фраза явно не требовала дополнительных комментариев[1924]. Как мы уже видели, Пауль Плейгер и Роберт Лей обсуждали «окончательное решение еврейского вопроса» с ведущими углепромышленниками осенью 1942 г.[1925] Более того, Шпеер находился полностью в курсе принятого в 1942 г. решения о перераспределении европейских продовольственных ресурсов. Когда в 1944 г. С С вывезли в Аушвиц сотни тысяч венгерских евреев, из которых лишь меньшинство предполагалось использовать в качестве рабочей силы, перемещение этого огромного количества людей не вызвало даже тени беспокойства в Министерстве вооружений[1926]. Невозможно было себе представить, чтобы лагерь в Аушвице был приспособлен для проживания этих людей. В самом крайнем случае туда бы потребовалось доставить большое количество продовольствия, но о такой мере никогда не шло речи. Правда состоит в том, что массовые убийства не требовали каких-то особых комментариев со стороны людей, знакомых с реалиями Генерал-губернаторства и восточных территорий. Разумеется, никому не хотелось вдаваться в жуткие подробности или принимать личное участие в убийствах. Тем не менее грандиозность преступлений, совершенных против евреев, советских военнопленных и гражданского населения Восточной Европы, не была ни для кого секретом.