Русь изначальная - Валентин Дмитриевич Иванов
Шрифт:
Интервал:
В пробитом строю ромеев дыра затягивается, как в воде. Павших вытаскивают, тела отбрасывают, чтобы о них не споткнулись живые. Мертвые сделали свое, пусть уходят.
Мешают дротики, которые торчат из щита, как палки. Индульф отступает за спины своих. Другой щит. Запасного оружия, запасных доспехов хватает. Мертвые дарят живым.
Мужество, слава, честь, подвиг. Слова, слова… Мальчишка, тешившийся золочеными доспехами телохранителя базилевса. Будь он тогда мужчиной, спафарии не помешали бы ему проткнуть Юстиниана, как пузырь.
Храбрость. Храбрец Велизарий носил талисман от железа. За пятьсот фунтов золота египетские маги сделали неуязвимым великого полководца.
…За фалангой ромеев стояла Священная Хоругвь с главой Христа. Рядом с богом Нарзес водрузил те же знамена, что перед последним боем Тотилы, – лес шестов с побрякушками из золота – тела настоящего божества Теплых морей.
Пора. Индульф прошел в первый ряд италийской фаланги. Сариссу вперед, взгляд в щель между наличником шлема и краем щита.
Он узнал противника – герул Филемут! Этому годы нипочем, и он храбр. Единственный из ромейских начальников, который сегодня решился попробовать железа.
– Э-гей! Светлейший! Благородный патрикий! Меч против меча!
Как по приказу, перестали летать дротики. На левом краю фаланги наступило перемирие. Никто никуда не торопился. Можно потешиться зрелищем. Эй, кто ставит на гота? Кто – на ромея?
…Завтра будут не нужны уловки, хитрости, битвы, осады. Завтра всякая доблесть уже опоздает. Для италийцев не было прошлого, им оставались минуты настоящего с проблеском высшей надежды на непознаваемое.
Устали и ромеи. Могила италийцев была могилой ромеев. Из начавших бесконечную войну выжили одиночки. Война в Италии, как никакая другая, вырастила бойцов, безжалостных и к себе. Цель оправдывала все средства, но средства не обеспечили достижение цели. Нельзя было понять, для чего, зачем еще сражаются.
Поссорившись с начальником, ромейские солдаты убивали его и посылали полномочных к самому базилевсу с угрозой: коль не будет прощения, коль не исполнят желания, солдаты переходят к врагу. Юстиниан отечески прощал, даровал просимое. Или – просто давал: солдаты не считаются со словами.
…Филемут не мог отказаться от поединка, не потеряв лица перед всем войском. Хуже – сегодня презрение к трусу грозило ударом в спину. В этой битве люди стояли, как на вершине ледяной горы, откуда нет ничего, кроме падения в пропасть.
Индульф видел кабанью маску герула так же близко, как после навечно забытого и недавно вспомнившегося побоища на ипподроме. Он крикнул: «Ипподром, Ника, ипподром!» – чтобы оживить память герула-патрикия.
Четырежды Индульф заказывал железокузнецам новые клинки для персидского акинака, который так обрадовал его в Неаполе. Разбивалась и рукоять. А сколько сменилось шлемов, лат!
Филемут прикрывался круглым щитом всадника, удобным для единоборства. Торопишься, Филемут?
Герул ловко принял акинак кованым краем щита. Под черными дырами ноздрей разинулась мохнатая пасть. Зубастая пасть. Говорили, что у Филемута выросли зубы в третий раз. Герул хохотал. Конец длинного меча задел шлем Индульфа.
Филемут подпрыгивал, как на арене. У него лошадиные сухожилия. Он старался повернуться так, чтобы солнце ударило в глаза Индульфа. Индульф отступал. Филемут подходил, не сгибая коленей, готовый принять тяжесть любого удара. Но Индульф только отражал. Бил Филемут. Удар. Удар. У ромеев закричали, как на ипподроме:
– Получил! Получил!
Индульф уклонялся, меч герула скользил, скользил. Клинок не мог зацепиться за шлем, за доспех. Чтобы лишить противника хладнокровия, герул выкрикивал оскорбленья. Индульф не слушал.
Удар. Удар. Удар. Ромеи опять закричали:
Получил, получил, получил!
Может быть, и своим тоже кажется, что Индульфу приходит конец.
Солнце жгло. Индульф чувствовал струйку пота между лопатками. Пора кончать с ромейским наемником.
Ты сам был наемник. В италийской войне без конца продавали и предавали, устраивая собственное счастье. Безумцы. Индульф не для своей выгоды бросил дело империи: единственное утешение для запятнанной чести.
Получай же, патрикий империи, ты никого не предавал, ты честно торговал своей кровью. Пора платить. Индульф повторил вслух:
– Плати, патрикий, пора! – И сам первый раз за долгое состязание вложил в удар силу и умение. Он бил мечом, как косой: справа налево и вверх!
Выпрямившись, будто от укуса змеи, герул упал навзничь, а Индульф отскочил, закрываясь щитом.
Тишина. И вдруг ромейский строй залил труп Филемута и ударил на италийцев. Злобная схватка окончилась так же внезапно, как началась.
И опять и те и другие так же тесно, так же твердо стояли на своих местах. Так же в тяжелом воздухе мелькали дротики, выскакивая из фаланг змеиными языками. Трупов не было видно. Полоса земли между врагами была орошена кровью.
Жужжали и жалили мухи.
Главнокомандующий Западом смирно сидел на смирной лошади в двух стадиях от сражающихся. Его лагерь был раскинут в пятнадцати стадиях дальше к западу. Переменись судьба – италийцы сразу овладеют лагерем и сбросят ромеев вместе с Нарзесом в щель Дракона. Победа италийцев невозможна. Это будет чудо. В душе Нарзес не верил в чудеса вопреки учению церкви.
Как в муравейник и из муравейника беспрерывно движутся его деловитые хозяева, так притекали солдаты из лагеря к месту боя, так и отходили. Одни – выбившись из сил, другие с ранами, но еще держась на ногах. Умирающих и мертвых относили и складывали неподалеку.
Начальники старались поддерживать битву-костер, который сжигал солдат на месте. Не удавалось придумать охват, обход. Молочная гора защищала тыл италийцев лучше крепости. Не приходилось управлять войском, ибо войска не было – стояла стена. Нужно было питать битву, как питают мельничные жернова, подсыпая зерно.
Давняя дружба связывала Нарзеса с герулами – с дней мятежа Ника. Когда перед пленением Виттигиса Нарзес поссорился с Велизарием, герулы Филемута без влияния умного евнуха сами бросили Велизария и ушли за Нарзесом, отозванным в Византию. Нарзес был щедр и заботлив к солдатам, особенно же ласкал федератов, своим практичным умом гораздо лучше Велизария понимая значение варваров в армии империи.
Принесли труп Филемута, и Нарзес заплакал, находя в слезах облегчение томительной тревоги, рожденной небывалой неподвижностью битвы. Сойдя с лошади, Главнокомандующий Запада прикоснулся губами к раздробленной мечом маске вепря, которую носил вместо лица преданный варвар.
Главнокомандующий молился вслух, высоким голосом, громко всхлипывая. Умный, сведущий в сердцах людей человек, Нарзес без размышлений, без игры пользовался гибелью одного, чтобы завоевать дружбу и почитанье других. Он не взывал к мести, чувствуя ненужность призывов. Старый евнух по-отечески обнял герулов, принесших труп своего вождя, благословил живых и мертвого.
И опять с помощью ипаспистов Нарзес едва-едва вскарабкался на подушку седла, будто бы нечто случится, коль Главнокомандующий отвлечется от
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!