Мифы Древней Греции - Роберт Ранке Грейвс

21Стесихор. Цит. по: Цец. Цит. соч. 266; Птолемей Гефестион VI. Цит. по: Фотий, с. 487.

* * *

1. Согласно Проклу («Хрестоматия» 99.19—20[303]), Homerus означает «слепой», а не «заложник», как это слово переводилось обычно. Пение было обычным занятием слепых, поскольку слепота и одухотворенность часто совпадали (см. 105.h). Споры вокруг личности Гомера идут уже две с половиной тысячи лет. В древности его довольно убедительно считали ионийцем с острова Хиос. Клан Гомеридов, т.е. «сыновей слепца», которые пересказывали традиционные гомеровские поэмы и постепенно превратились в сообщество певцов (Схолии к «Немейским одам» Пиндара II.1), обосновался на острове Делос, считавшемся центром ионийского мира и островом, где пел сам Гомер («Гимн к Аполлону Делосскому» III.165—173). Отдельные части «Илиады» можно датировать X в. до н.э. Эпос рассказывает о событиях XII в. до н.э. К VI в. до н.э. из-за неустойчивой устной традиции текст стал искажаться. Поэтому афинский правитель Писистрат приказал четырем известным ученым пересмотреть и исправить текст. Ученые скорее всего хорошо справились с работой, но, поскольку к Гомеру часто обращались при решении споров между городами, враги Писистрата обвинили его в том, что он по политическим соображениям искажал стихи (Страбон IX.1.10)[304].

2. Двадцать четыре песни «Илиады» выросли из поэмы «Гнев Ахилла», которую, вероятно, рассказывали за один вечер. В ней говорилось о ссоре между Ахиллом и Агамемноном из-за желания обладать пленной царевной. Нет оснований считать, что текст, повествующий об основных событиях, претерпел значительные изменения с момента его создания[305]. Однако ссоры выглядят столь безнравственными, а все предводители греков ведут себя столь вероломно, предательски и постыдно, а троянцы, наоборот, столь примерны, что можно не сомневаться, на чьей стороне находятся симпатии автора. Унаследовав традиции минойских придворных певцов, автор оказывается ближе душой к былой славе Кносса и Микен и чувствует себя неуютно у походных костров пришедших с севера варваров.

Гомер честно описывает жизнь своих новых властителей, которые присвоили себе древние религиозные титулы, вступив в браки с наследницами племенных традиций, и, хотя и называет их божественными, мудрыми и благородными, питает к ним глубокое отвращение[306]. Они живут, сражаясь, и умирают, сражаясь, презирают любовь, дружбу, верность и мирные ремесла. Они почти не придают никакого значения именам богов, которыми клянутся, и автор в их присутствии позволяет себе подшучивать над жадностью, коварством, сварливостью, распутством и трусостью олимпийских богов, которые все поставили с ног на голову в этом мире. Гомера можно было бы воспринимать как несчастного человека, лишенного религиозных чувств[307], если бы он совершенно явно не являлся тайным поклонником азиатской Великой богини, которую греки унизили в этой войне, и не скрывал тепла и благородства своей натуры, описывая семейную жизнь во дворце Приама.

3. Истеричное поведение Ахилла, когда он узнал о смерти Патрокла, должно было поразить Гомера, но он облек все варварство погребального обряда в псевдогероические слова, уверенный, что его властители не разглядят едкость его сатиры. Однако направленность сатиры в «Илиаде» оказалась несколько затушеванной в связи с тем, что Гомеридам нужно было выказывать почтение богам, которым поклонялись на Делосе. Поэтому Аполлон и Артемида оказывают поддержку троянцам[308] и являют собой образец благородства и благоразумия, в отличие от богов, поддерживавших греческий лагерь. После того как греческие города стали воспринимать «Илиаду» как национальный эпос, никто уже не мог серьезно относиться к олимпийской религии. Греки не преодолели варварства своей морали, если не считать тех мест, где сохранился критский культ мистерий и мистагог требовал от посвящаемого предъявить доказательства его хорошего поведения. Хотя Великая богиня и оказалась официально в подчинении у Зевса, она продолжала оказывать большое духовное влияние на Элиду, Коринф и Самофракию вплоть до того времени, когда ее мистерии были искоренены первыми византийскими императорами. Лукиан, любивший Гомера и занявший его место как главный критик олимпийской религии, тоже поклонялся богине, которой пожертвовал пряди своих волос в Гиераполе.