Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Хозяин ресторана был из Бейрута и еду подал вполне приличную, но потрёпанная обстановка зала напомнила Дэну английские рестораны в первые послевоенные дни. Вместе с Лабибом они сидели в эркере; Дэн понимал, что Джейн расстроена видом города, картиной объединённого марксистско-мусульманского пуританизма в действии: её взгляд постоянно устремлялся в окно, будто она ждала чего-то, какой-то детали, способной облегчить тягостное впечатление. Повсюду видны были вооружённые солдаты, армейские грузовики: это создавало неприятную атмосферу насильственного принуждения и ещё больше усиливало царившее вокруг уныние. Дэн воспринимал реакцию Джейн на окружающее с горьким удовольствием, надеясь, что она способна провести параллель с Крак-де-Шевалье. Казалось, что в Хомсе отсутствуют даже те блага, которыми могло бы пользоваться привилегированное меньшинство. Он попытался расспросить Лабиба о политической жизни Сирии, но тот предостерегающе поднял палец:

— Не говорить здесь.

Они словно откатились на тридцать с лишним лет назад: «Болтун — находка для врага»[432].

Когда заканчивали ленч, хозяин ресторана подошёл к ним и заговорил с Лабибом. Он слышал, что на дороге в Пальмиру — туман, а им ещё по меньшей мере миль сто пустыней ехать. Движение по дороге всё-таки есть, но машины идут очень медленно. Завязался спор. Они всё равно раньше ночи туда не доберутся… но у них виза только на сутки, времени на осмотр развалин — одно завтрашнее утро… И, сказав так, Лабиб заявил, что надо ехать. Он доставит их на место во что бы то ни стало. Джейн с Дэном почувствовали, что брошен вызов его профессионализму и его обожаемому «шевроле». Казалось, что грозящий им туман — воплощение всего, что вызывает презрение Лабиба к этой стране. У Дэна были свои причины желать, чтобы путешествие продолжилось, да и Джейн, по всей видимости, ещё не утратила вкуса к сегодняшним приключениям. Они ведь уже так далеко заехали… А может быть, она хотела показать, что ни за что не примет увиденное сегодня в Сирии за единственно возможную реальность этой страны.

Они расплатились и снова двинулись вперёд. Миль десять или около того туман был нисколько не гуще. Но потом, как только они свернули на немощёную дорогу, ведущую через пустыню к Пальмире, видимость ухудшилась до сотни ярдов, а то и меньше. По обеим сторонам простирались пески, но совсем недалеко от дороги их обрезала плотная серая стена тумана. Лабиб напряжённо вглядывался вперёд, опасаясь выбоин, порой снижая скорость до пятнадцати миль в час. В одном месте он, без предупреждения, резко свернул с дороги и остановился: его острый взгляд обнаружил тусклый свет фар впереди. Мимо промчался армейский грузовик, на гораздо большей скорости, чем позволяли себе они. Такое повторялось не раз за время пути. Оказалось, эта дорога была хорошо известна тем, что военные шофёры плевать хотели на штатских, и как бы ни был прав пострадавший от них водитель, вина всё равно возлагалась на него.

Через некоторое время они миновали группу глиняных хижин с округлыми куполами; хижины были белые, напоминали мавзолеи и казались совершенно безжизненными. Потом, милю за милей, они буквально ползли вперёд. Все молчали; отгороженность от внешнего мира и монотонность движения действовали как гипноз. Песчаные полосы по сторонам дороги походили на охряного цвета снег. Каждая мелочь могла развлечь, привлекала внимание, заставляя оглядываться и рассматривать то каменный столбик-веху, то скелет погибшей овцы, то россыпь низких кустиков у дороги. Всё было незнакомо и странно, гораздо более странно, чем они ожидали: туман в пустыне. В поле зрения вдруг возникли две тёмные фигуры в плащах с капюшонами, отдалённо напоминающие монахов. Пастухи. Их стадо паслось на чахлой, жёсткой, словно щётка, бледно-зелёной траве, что росла рядом с глубокими колеями, обрамлявшими центральную, выпуклую часть дороги: небольшие овечки нежного рыжевато-коричневого цвета, пегие ягнята. Один пастух поднял руку, мрачно, чуть ли не угрожающе, как бы приказывая им остановиться, но Лабиб прибавил скорость и проехал мимо. Дорога была прямой, как стрела, шла, ни на йоту не отклоняясь ни вправо, ни влево. Около четырёх, когда день стал уже угасать, туман слегка поредел, и они смогли увидеть окрестности на милю или чуть больше вокруг. Выяснилось, что они ничего не пропустили, или если и пропустили, то нечто такое, что фактически было ничем: беспредельные пески, едва намечающиеся вдали дюны, едва заметные откосы… неизмеримая пустота, словно ничем не заполненный лист бумаги. Однако, поднявшись на небольшой холм, они обнаружили что-то более интересное — ярдах в двухстах от них стоял приземистый чёрный шатёр бедуина, укреплённый длинными верёвочными оттяжками. Дэн заставил Лабиба остановиться и вместе с Джейн вышел из машины на несколько секунд — сделать снимок. Снаружи было нестерпимо холодно и угрожающе негостеприимно. Они с радостью вернулись в благодатное тепло машины.

Уже спускались сумерки, когда они подъехали к насосной станции Трансиорданского нефтяного трубопровода: путаница истерзанных бледно-серых труб, часовые в военной форме, несколько мрачных строений с плотно закрытыми ставнями на окнах; и снова — пустыня, бесконечная дорога в свете фар. Но тучи теперь нависали не так низко и туман почти рассеялся. Время от времени они могли разглядеть в пустыне оранжевые точки — в шатрах бедуинов горели керосиновые фонари. Вдруг — драматический момент — странные силуэты потянулись цепочкой в свете фар, медленно и неуклюже, но с гордым достоинством шагая через дорогу: караван верблюдов, каждый привязан верёвкой к идущему впереди уродливому собрату. Они выглядели весьма загадочно, тем более что, по всей видимости, никто за ними не следил. Лабиб осторожно двинулся вперёд, но, как раз когда они проезжали то место, где только что прошли верблюды, позади машины послышался звон металла. Дэн решил, что это рессора или болтающаяся выхлопная труба, но Лабиб поднял руку, как бы бросая что-то:

— Камень.

— Но я никого не видел.

— Он прятался.

Вот почему, как выяснилось, он не остановился, чтобы обменяться дружескими приветствиями. Бедуины вовсе не были дружески настроены. Из-за армейских грузовиков. Слишком много овец они передавили.

Дэн скользнул взглядом в сторону Джейн:

— Тебя ждёт здесь множество приключений.

— Я и так уже в самой их гуще. Будто попала на другую планету. Всё кажется совершенно ирреальным.

Он протянул в темноте руку и сжал пальцы Джейн в своей ладони, как бы ободряя, и сразу же отпустил бы, но она ответила на его пожатие, и теперь их соединённые руки лежали на обивке сиденья между ними — последний контакт с реальностью.

Дэн сказал:

— Кто бы мог представить себе такое не так уж много лет назад?

— Да. Я как раз подумала то же самое.

Он ощутил ещё одно лёгкое пожатие её руки, потом — более крепкое, и рука отодвинулась, будто Джейн опасалась быть неправильно понятой; а последнее своё движение она оправдала тем, что потянулась за сумкой и принялась искать сигареты.