Ресурсное государство - Симон Кордонский

Советская власть трансформировалась в реальность постперестроечной, ельцинской России с ее институтами парламентаризма, президентства, демократии, свободы слова, а советский административный рынок трансформировался в российский, где на самом деле идет торг между регионами России и ее центром, между олигархами и региональными баронами, между олигархами и федеральной властью, между бандитами и частными предпринимателями.

Суть отношений между реальностью и происходящим на самом деле за десятилетие ничуть не изменилась по сравнению с советским периодом истории России.

При этом понятия, которыми административно-рыночная власть описывает самое себя, определены только в реальности, в то время как административная торговля осуществляется на специфическом языке, в котором доминируют бытовой и криминальный диалекты. Поэтому то, что происходит на самом деле, не может быть в принципе описано на языке реальности. Общеизвестно, что даже попытка описания, такая как гласность конца 80-х годов XX века, в немалой степени способствовала трансформации советской власти в сегодняшнюю российскую реальность. Разрыв между описаниями того, что есть в реальности государства, и того, что происходит на самом деле, сейчас ничуть не меньший, чем во времена Брежнева.

За десять лет в стране сформировалось очень богатое возможностями пространство административного торга, в котором любые проблемы распределенного образа жизни могут быть решены тем или иным способом, начиная от социальной дискредитации или физической ликвидации «недоговороспособного» субъекта и отката в форме пакета акций «интересного» предприятия до института решения всех проблем в бане.

В реальности России идут реформа государственного устройства и экономики, информационные войны, выборы, а на самом деле идет административная торговля между различными субъектами политических и экономических процессов. Правила этой торговли общеизвестны и составляют содержание неэксплицированного общественного договора, оставленного России в наследство от СССР: «Мы делаем вид, что работаем, вы делаете вид, что нам платите».

На самом деле люди работают, обслуживая свое совокупное жилье, и платят тому, от кого действительно зависят. Мучительная торговля с деятелями административного рынка составляет в какой-то мере суть социальных отношений. Иногда эти отношения сугубо коммерческие, как в случае с инспекторами и другими сотрудниками ГИБДД. Гораздо же чаще эта торговля не кодифицирована, и в каждом конкретном случае приходится оговаривать размер «налога» на деятельность и формы его оплаты.

Люди, живущие на самом деле, органически не способны делиться с государством. Они рассматривают государство как субстрат для своей «настоящей» жизни. Но эти же люди вполне естественно платят тем, кто для них персонифицирует силу на самом деле, — рекетирам или чиновникам, выступающим в роли рекетиров. Государству платится только за то, что каким-то образом представлено в реальности: за дом, землю, автомашину — за то, что нельзя или трудно спрятать.

Тот аналог территориально-отраслевой организации жизни, который пришел на смену советскому административному рынку, на самом деле оказался еще менее продуктивным, чем предыдущий. Отношения между олигархатами (российскими аналогами отраслей), органами власти субъектов федерации (аналогами обкомов КПСС в СССР) и федеральной властью не обеспечили стандартную для СССР процедуру отчуждения ресурсов и их «справедливого» распределения. За десять лет были испробованы, наверное, все логические варианты консолидации отчуждающе-распределительного механизма: передача полномочий и собственности регионам, укрепление олигархатов, укрепление федеральной власти вплоть до попытки формирования аналога Политбюро из олигархов как высшего согласовательного органа власти после президентских выборов 1996 года.

В результате сформировалась дифференциация регионов по степени автономности от федерального центра (от воюющей Чечни, независимых Татарии и Башкирии до бывших советских автономий вроде республики Алтай, полностью зависимых от льгот и дотаций, предоставляемых федеральным центром). Кроме того, возникли разного типа олигархии, от Газпрома и РАО «ЕЭС», пытающихся адаптировать внутреннюю и внешнюю политику государства под свои корпоративные задачи, до ТВ-каналов ОРТ и НТВ, контролирующих смысловое информационное пространство и через него содержание федеральной политики в реальности.

Отношения между новыми отраслями-олигархатами и региональными органами власти персонифицированы в фигурах чиновников администрации президента и правительства, которые на самом деле воплощали присутствие олигархов и региональных баронов на административном рынке и служили проводниками их интересов. Собственно борьба за функциональные места в аппарате федеральной власти и была «всамделишным» содержанием федеральной политики, которая в 1996–1999 годах превратилась в последовательность информационных войн, в которых конкурирующие группировки обвиняли друг друга в воровстве, отношениях с организованными криминальными группировками, самостийности и самоуправстве с преступными намерениями.

Очень трудно найти в России людей, которые бы жили не совсем так, как большая часть населения, и не распределяли бы свой образ жизни в пространстве. Пребывать одновременно в реальности государства, но жить на самом деле есть специфическая отечественная форма социальной стабильности. Потеря определенности хотя бы в одном срезе этого бытия чаще всего приводит к социальной деградации. Фантастическое количество бомжей в городах является тому примером.

Я думаю, что еще нескольким поколениям русских предстоит жить и в реальности, и на самом деле. Слишком глубоко зашло это расслоение, став органическим и закрытым для рефлексии.

Многие люди и сейчас живут вполне неплохо, но жалуются на то, что живут не так, как хотели бы, что-то мешает. Конфликт между реальностью и на самом деле проявляется в том, что частному бизнесу мешает государственный бизнес, гражданам государства мешают государственные институты, общественным деятелям — общество, политикам — политические партии и организации и т. д. Люди на самом деле делают свой бизнес и обустраивают собственные жизненные пространства, а реальности борются со своими зеркальными отражениями и никак не могут их одолеть.

Бесконечные попытки государства соединить реальность и на самом деле и создать условия для того, чтобы люди имели дело непосредственно с государством, а не с функционерами административного рынка, никогда не были успешными и даже во многом способствовали развитию и диверсификации административного рынка. И дело не в чиновниках, а в структуре жизни, разделенной на то, что есть в реальности государственного устройства и что есть на самом деле. За эту разделенность приходится платить как государству, так и его гражданам. С другой стороны, благодаря этой разделенности страна еще существует, несмотря на катастрофическое состояние экономики и фактическое отсутствие политической системы.

В реальности шли экономические реформы, укреплялась демократия, формировались независимые СМИ, были инфляция, финансовая стабилизация, унизительные поиски внешних источников финансирования того, что существует на самом деле. А на самом деле люди вне зависимости от чинов и званий возводили совокупное жилье и распределяли свой образ жизни в пространстве и во времени, для того чтобы понадежнее от реальности спрятаться.