Под покровом небес - Евгений Сергеевич Калачев

Угба, словно испугавшись, что хозяин сдержит слово, ленивой трусцой побежала вперед, скрылась за толстыми кедровыми стволами и вскоре пару раз тявкнула.

— Ну вот, можешь! — Лукич быстрым шагом дошел до собаки, приложил к глазам бинокль, обшарил взглядом кедр, обнаружил белку и, прицелившись ей в глаз, выстрелил. Белка упала к лапам собаки. Угба зарычала незлобно, без азарта, прикусила за голову и, бросив добычу на снег, равнодушно отвернулась.

— Молодец! — похвалил ее Лукич и, подняв белку, стал снимать с нее шкурку.

Через час, когда он окончательно понял, что без Самура и Грозы настоящей охоты на белку не будет, хотя Угба и облаяла еще пару белок — в былые годы на этом месте с Самуром они добывали до десяти-пятнадцати штук за день, — Лукич направился к избушке. И уже на подходе по поведению Угбы — она настороженно высоко поднимала голову, втягивая ноздрями воздух, — Лукич понял: что-то произошло. Он ускорил шаг и уже метров через двести увидел на снегу незнакомые следы: на волчьи не походили — мелковаты; на следы волчицы тоже не походили — слишком размашистые прыжки. Значит, собачьи. Чужого кобеля.

Лукич побежал. Угба едва поспевала за хозяином, лениво переставляя лапы, но, когда до избушки оставалось метров пятьдесят, она бросилась вперед, шерсть на загривке встала дыбом, отчего — крупная от рождения — она стала казаться еще крупней, размером почти с Самура. Лукич сорвал с плеча карабин и наперевес в руке выскочил на небольшую площадку перед избушкой.

Самур спокойно стоял у закрытой двери, лишь изредка, молча, оскаливая клыки, показывая всем: кто здесь хозяин. Невдалеке расположились два чужих кобеля: один миролюбиво перекатывался с боку на спину, приминая снег; второй сидел на тропинке, идущей от болотистой низины, метрах в пяти от Самура. Обоих кобелей Лукич, так же как и Самур, знал. Один был Грай Семена, второй — Ламы.

Случилось то, чего так боялся Лукич. Он устало опустился на чурку. Пот струился по лицу, скатываясь в отросшую щетину. Мысли судорожно метались в голове, пытаясь зацепиться за что-то спасительное, неведомое ему в такой ситуации, и он пытался отсрочить, уклониться от того жесткого решения, которое он принял, уже принял, мгновенно, когда увидел кобелей Семена и Ламы у своей избушки. Так он и сидел на чурке, не чувствуя ни мороза, который капли пота превращал в льдинки, намерзшие на щетине, пока снизу по тропе, тяжело дыша, не подошел к избушке Лама. Увидев своего кобеля, увидев всю картину, все понял, молча, не задавая никаких вопросов, подошел к Лукичу и остановился, опираясь на длинную сухую палку-посох.

Лукич тоже молчал некоторое время, потом резко, словно Лама был в чем-то виноват, сказал:

— Ну, что стоишь, печку топи, скоро Семен прикатит. Да, поставь суп варить из глухарки, — Лукич снял рюкзак. — Крупа, вермишель в ящике, в пристройке — сам знаешь.

— А ты? — спросил Лама.

— А мне дела надо уладить, — в голосе Лукича звучал металл, но Лама слишком хорошо знал своего друга, потому спросил:

— Может, помочь?

— Помоги. Дров натаскай и закройся в избушке вместе с собаками на крючок, чтобы не выскочили.

8

Утром Вовка проснулся поздно. Он не сразу сообразил, где находится. Оглянувшись, он все понял и все вспомнил. Он сел, опустив ноги на коврик возле кровати. Он ощутил в теле невероятную легкость, от которой даже с губ сорвался непроизвольный смешок, но в душе была такая странная неожиданная для него пустота. Как будто это был и не он, а другой человек, за которым он наблюдает со стороны. Этот другой человек прочитал записку, написанную для него и оставленную на прикроватной тумбочке.

«Вова, я убежала на работу. Позавтракай — омлет на сковородке, бутерброды в холодильнике. Дверь захлопни, если будешь уходить. Вечером буду ждать. Целую. Катя».

Взял ручку, лежавшую рядом с запиской, ниже приписал:

«Сегодня не смогу. Дела».

Подписываться не стал. И как же он должен подписаться? «Твой зайчик-Вова или Вован Костолом?» Хотя ему было сейчас все равно. Он, как будто это делал всю свою жизнь, ополоснулся в душе, надел новый прикид, мимоходом взглянул на себя в большое зеркало в прихожей: «Вроде он где-то уже встречался с этим элегантным, бритым, с пустым бесчувственным взглядом молодым человеком, от которого веяло опасностью. Таким людям не жалко ни себя, ни любого другого человека. И ожидать можно от него что угодно».

Захлопнув входную дверь, он на лифте спустился вниз, вышел из подъезда, на проезжей части улицы сел в притормозившее такси, доехал до бизнес-центра. Рассчитался рублевой сдачей из магазина одежды, на лифте поднялся на двадцатый этаж.

В офисе, кроме секретарши, никого не было.

— Привет, Люда. А где все?

Секретарша обрадованно улыбнулась:

— Узнал, значит, Володя.

— Узнал, конечно. Два года за одной партой… А где народ?

— Народ подтягивается позже. Наемные кадры часам к одиннадцати. Главные — когда как. Иногда к двенадцати, иногда к вечеру. А иногда не бывают и по нескольку дней… Хочешь кофе? — спросила секретарша.

— Нет. Если только чаю. Спешил — не позавтракал.

Секретарша включила электрический чайник, из холодильника достала тарелку с бутербродами.

— Ты вообще-то как здесь оказался? — секретарша обвела головой кабинет.

— Случайно.

— А ты?.. Стихи пишешь? — спросил Вовка.

Бывшая одноклассница часто заморгала ресницами, но сдержалась:

— Не пишется. А здесь? Ради денег. Закончила иняз. В школу учительницей идти не хочется. А иностранные фирмы все в Москве.

— Ну ехала бы в Москву, — сказал Вовка.

— Было бы с кем… А ты почему не в своей деревне?

— Я? Скоро уеду, — сказал Вовка.

Бывшая одноклассница окинула его с головы до ног, оценила, как хорошо на нем сидит дорогой костюм, дорогая белая рубашка, дорогие кожаные туфли.

— Никуда ты не уедешь, — сказала она. — Чай готов, позавтракай, — и, понизив голос, добавила: — Будь осторожен с Бритым. Да и вообще, старайся меньше говорить.

Вовка пристально посмотрел на секретаршу.

— Спасибо, Люда. Но я никого не боюсь. Да и скрывать мне нечего. А Бритый меня из тюрьмы вытащил.

В начале двенадцатого в приемную вошел Андрей.

— Привет, брателло! — обрадовался он, увидев Вовку. — О, уже в новом прикиде. Тебе идет. — Он обнял вставшего со стула Вовку.

— Кофе, Андрей Иванович?

— Не откажусь. А шеф, Людочка, на месте? — он кивнул в сторону кабинета Торбы.

— Пока нет, — улыбнулась секретарша.

Андрей сделал два глотка кофе, взглянул на Вовку и засмеялся.

Вовка вежливо улыбнулся, кивнул головой — мол, в чем дело?

— Да вспомнил я наш полевой учебный центр, — сказал Андрей.

— Вы