Потерянные в Зазеркалье. Четыре книги в одной - Людмила Романова

Ну что понял или мозги в раскаряку встали? – ухмыльнулся голос в зазеркалье, и Виктор увидел себя с этой усмешкой и одуревшим взглядом вместе. Ему стало смешно. Он попробовал повторить это выражение лица, но второй раз оно не получилось.

– Выпей коньячку, сказал внутренний голос.

– Не стоит, начинать! – подумал Виктор. Опять начнутся эти сдвиги по фазе и женщины начнут выпрыгивать из зеркала. А мне, скоро назад, в командировку. Не солидно и не осмотрительно.

– А ты не живьем, а в кофе. Это ведь не запрещено, и к тому же, сейчас ты в Москве, в отпуске, и завтра выходной. Расслабься, – посоветовал ему внутренний голос. Тебе это сейчас нужно. А то свихнешься от этой монотонности.

Виктор сварил кофе и плеснул туда несколько булек коньяка. Он сел в кресло и предложил кофе двойнику.

– Спасибо сказали они друг другу.

– Так ты говоришь дело в бесконечности. Ну и что дальше, просвети, – спросил он вглядываясь в зеркало.

– Ну, если ты не можешь догадаться сам, слушай, – высокомерно и интеллигентно сказало отражение.

Ты устроил себе коридор из отражений в зеркале. Сколько ты видел дверей, то бишь отражений. Пять, десять? Но на самом деле они могли отражаться как можно множество раз. Естественно с каждым отражением сила отражения имела меньшую энергию, размер воспринимаемый человеческим глазом стремился к нулю, но количество реальных отражений не было ограничено ничем для них самих. Естественно в этой бесконечности жили своей жизнью все варианты отражения твоей жизни, в одном из которых была и Валечка, и твоя поездка в Африку, и твое возвращение и этот букет осени, – особенно романтично с придыханием сказал второй Виктор и на секунду закрыл глаза, как бы представляя еще раз эту картину.

Валечка, хороша, – продолжало отражение, – хотя по мне их должно существовать множество, женщин, которые могут понравиться тебе, даже в черте твоего города, главное поймать вероятность встречи, поймать наилучший момент для симпатии, выглядеть нужно, как положено и самому увидеть, то, что рядом. Есть стечение обстоятельств – заметил, понравился, познакомился и она твоя. Нет момента, прошел мимо, даже сидя в одном ряду в вагоне метро, плечом к плечу, можешь прозевать свою судьбу, если не выдастся такой момент. Проспишь попросту. Я сколько раз, не замечал знакомых. Бывало, идешь на работу, а тебе кричат: «Виктор, привет!», а ты бы и прошел мимо, только потому, что свои ботинки в этот момент видишь. Шире нужно смотреть на мир, а то все проспишь! – глубокомысленно закончил отражение.

Виктор слегка удивленно посмотрел на него. Странно было слышать, как оно называло себя Виктором и присваивало себе его рабочую деятельность.

– На работу говоришь? Хотя, конечно! Ты же делаешь все как я.

– Не совсем, – возразило отражение. Это у того у первого отражения с тобой почти не было разницы. А теперь…

Виктор не понял этого замечания, и не стал больше рассуждать о первенстве своих отражений.

– Так значит, я поймал момент своей жизни, который и принадлежит именно этой моей жизни? – спросил Виктор, стараясь уложить только что услышанные выводы в голове.

– Да, но вместе с этой линией, произошло и все остальное.

– Что, например?

– Ну, как, что? Смерть Коляна, ведь в тот момент она уже шла грустная? Значит, Коляна уже не было!

– Но почему к этому должна быть привязана его смерть? Моя жизнь – моя жизнь! Моя поездка! Моя встреча!

– Эх, дорогой, в жизни все завязано и связано. И каждый шаг рождает череду действий и приводит к определенным результатам, даже казалось бы, у посторонних лиц, а ты, не посторонний, ты напрямую участвовал во всех этих шагах и цепи событий.

А что могло изменить эту ситуацию, в каком случае Колян остался бы живым?

Деточка! Это компьютер нужен, чтобы сделать обработку всем твоим и другим поступкам! Чтобы рассчитать причину и порожденные, ею следствия! – сказало отражение, высокомерно – поучительно.

Виктор отметил, что отражение стало намного осведомленнее его, но отражение перебило его мелькнувшую мысль.

– Вот представь, что тебе бы не дали квартиру в этом месте, а жил с ними, какой-нибудь доктор, который в нужную минуту сделал ему необходимую помощь, вот и остался бы он жить.

Например, если бы ты не уехал в Африку, а пришел к ним в гости в этот день, может быть, и не согласился бы он ехать в пансионат. А тогда…

Так что как в сказке «Репка». Репка за дедку, внучка за бабку… Да мало ли чего еще могло бы быть… Все связано, все! И шаг, и естественно, слово! – закончил свой поучительный монолог отражение.

– Все! Утомил! – сказал Виктор, пойду спать.

– Посмотри сначала на звезды. Уедешь такого неба больше не увидишь. А запах осени, а этот ветерок, – сказал мечтательно внутренний Я, обрадовавшийся концу этих философских споров. И передвинь зеркало поближе к окну, и отодвинь, пожалуйста, занавеску, чтобы в нем отражалась природа, – попросил второй Виктор.

– Пойду покурю на балкончике перед сном, – решил Виктор, и отодвинул занавеску.

* * *

Прошло несколько самых тягостных дней, и Виктор потихоньку входил в сложившийся ход событий. По вечерам они по-прежнему сидели вдвоем с Валей на кухне и вспоминали старые дни. Эта новая обстановка, когда их было только двое, и больше никого, кто бы мог мешать их чувствам, была необычна. Они были не только одни в квартире, но одни в области запретов. Теперь не было ничего, и никого, кто бы мог противиться их близости. Виктор смотрел на руки Вали, подливающие ему чай. Он уже гладил ее кожу, поднимая белокурые кудряшки, он шел вверх к шее, и целовал ее, обнимая уже всю, он чувствовал запах ее волос с оттенком духов «мираж», ощущал ее полную грудь и уже не мог не расстегнуть халатик на ней, чтобы продолжить свои поцелуи там. Он гладил ее, и скользил руками по талии, по бедрам, опускаясь ниже к ножкам. Он уже гладил ее колени…

– Виктор, если бы ты знал как это все тяжело. Мне все кажется, что он сейчас придет с работы, что пойдет в ванну, и скажет: «Валюшка, я голодный как волк, ставь все, что есть!», – сказала, вздохнув Валя.

– Эти слова вывели Виктора из уже достигших непростительной вольности, мечтаний. Он даже прослушал часть фразы, которую произнесла Валя, сразу ставившую его на место действительности, а в ней Валя еще не могла забыть своего Николая, и думать о том, что приходило в голову ему, она не собиралась. Она была далека от этого.

Виктор и сам еще не мог до конца представить, что нет его друга. Когда он заходил в свою квартиру, ему так и казалось, что сейчас откроется дверь, и Колян войдет в своем домашнем костюме и не закрывая дверь, скажет: «Ну, давай быстрее, Валюшка уже все поставила. Давай, давай…».

Но никто не входил, и Виктору пришлось, как-то по-другому жить здесь. Не хватало ауры, которая окружала его волнами, исходящими от присутствия в этом общем для них пространстве друзей. Она была не видимая, но очень даже ощущаемая, и он заходил в квартиру Николая, как– то тяжелее, как– то без попутного, теплого ветерка. Он ощущал все это, но не мог точно сформулировать. Одно он мог понять, что это была потеря его былой жизни, и начиналась другая.