Второй встречный - Оксана Зиентек

Вспомнив о Арвиде, я снова невольно представила его купающимся в реке. Да что же это со мной такое творится?! Прижав прохладное полотно к пылающим щекам, я подумала, что скорей бы уже свадьба. Лучше уж один раз пережить, чем вот так ходить, краснея, и выдумывать себе что попало.

Следующий день прошел в суматохе. Хотя меня и старались особо не гонять, работы хватило всем. Из города еще вчера пригнали бычка, которого забили вечером, по холодку, чтобы уже с раннего утра приступить к готовке. А утром во дворе господина бургмана разожгли костры под большими котлами, в которых кипела вода с кореньями и наваристыми мозговыми косточками. Там же, на заднем дворе, свежевали двух баранчиков, которых утром пригнал Виллем. Около сотни яиц вбили в тесто, из которого будут печь пышные пироги с яблоками…

Глядя на такие траты я только сокрушенно качала головой. Мне хватило бы скромного обряда в храме, но господин бургман развернулся так, словно действительно родную дочь замуж выдавал. Арвиду с отцом ничего не оставалось, как открывать кубышку и участвовать в тратах, хотя эти деньги ох как пригодились бы нам на новом месте. Успокаивало то, что благодаря щедрости Анниного барона, в моем сундуке значительно прибавилось добра. И серебрянники, и украшения — эти мелочи существенно увеличивали стоимость моего приданного.

— Не переживай, Траутхен! — Привычно отметал мои возражения господин фон Хагедорн. — Я твоего орла со всей его родней погонял по пойме Ауе так, как тебе и не снилось. Если бы всю работу, которую они мне тут намагичили, оплачивать серебром, таких дорогих невест наше поселение еще не видело. Но не будь я бургман, если не попользуюсь магией, когда тут королевские маги просто так по бургу бродят!

Меня, как невесту, старались сегодня беречь от тяжелой или грязной работы. Впрочем, для грязной работы у госпожи фон Хагедорн и так были помощницы из крестьянских девок, так что особо перетрудиться мне не грозило. И все же, за суетой и хлопотами день прошел почти незаметно. Эта беготня по кругу прерывалась за день лишь дважды. Первый раз, когда Виллем, сдав работникам баранов, отозвал меня в сторону, чтобы спокойно поговорить.

— Ты, Траутхен, того…. Не держи на нас зла. Не сдержался я тогда, сгоряча на тебя напустился. Зазря виноватой сделал.

Я пожала плечами. Сказать мне было нечего, поскольку зла я давно уже не держала. А рассказывать, что после той домашней склоки что-то оборвалось в душе, оставляя пустоту на том месте, где раньше была вся большая родня, было долго и бесполезно. Да и поздно. Не исправить за день того, что, оказывается, рушилось годами.

— Ничего, Виллем. Бывает.

— Бывает. — Вздохнул брат. Мы еще немного помолчали. Когда молчание уже начинало тяготить, и я стала подумывать, как найти предлог, чтобы закончить эту никому не нужную встречу, Виллем заговорил снова.

— И вообще, прости меня, сестричка. Я, дурак, все себя жалел, что наследство мало да что едоков полон дом, а о вас с Анной и Ирмгард как-то и не подумал. Анна, та молодец, сама в жизни пристроилась, да так, что нам всем не чета. И тебе — вот повезло. Уж не знаю, что там и кто в тебе рассмотрел…

— Да ладно тебе, Виллем. Что теперь вспоминать. — Ссориться с братом напоследок все же не хотелось. Я послезавтра уеду, так пусть хоть ему будет легче, что, вроде, не совсем чужими людьми разъехались. — Можно подумать, я не видела, как мы из беды в беду мыкаемся.

Снова помолчали. И снова Виллем не выдержал первым.

— Спасибо тебе, Траутхен, что Айко пристроить помогла. Конечно, руки рабочие с хутора… но ведь рыцарь он, а не крестьянин. Его доля — королю служить. Там, на Пограничье, глядишь, быстрее выслужится, чем в нашем тихом болоте. И тебе хоть какая, но защита. Не одна будешь среди чужих людей.

Ты не думай, Трауте, Айко нахлебником не будет. Мы с Хайко его приодели, что получше дома выбрали. И коня я за ним хорошего дам, двухлетку, что от отцовского боевого жеребца. Его еще учить и учить, само собой, но муж твой, он же с Кедингской земли, они там в конях разбираются похлеще кочевников. Так что разберутся. — Виллем тяжело вздохнул и добавил. — А, так, вообще, сестра… твоему мужу только на Пограничье и служить. Вот уже ж крохобор! Мимо такого не то что обоз, ни одна телега с пушниной или зерном неучтенной не проедет. Знаешь, какое он за тобой приданое стребовал?

— Нет. Откуда бы мне знать.

— Мало ли, может, похвастался. Прижали меня со старым Роггенкампом и бургманом так, что не вздохнуть. Два серебрянника, два откормленных барашка, штука льняного полотна… Вот ты скажи, Трауте, полотно-то вам зачем? У тебя и свое в сундуке лежало, и Анна, говорят, тебя не обидела.

— Да говорю же тебе, Виллем, что понятия не имею. Может, пригодится. Может, продать захочет. Ты же не забывай, что мы, считай, на пустое место едем. Земли там много, леса, говорят, хорошие. А хозяйства нет. Ни льна, ни зерна, ни сена, ни шерсти нам в этом году с поместья не получить.

— И то так. — Почесал затылок брат. Потом кивнул головой каким-то своим мыслям, словно на что-то решился, и вытянув из кошеля монету, сунул мне в руку. — На. Держи. Ты только Агнесс не говори, или кому-то их наших… Да лучше вообще никому не говори, пусть у тебя остается.

Я раскрыла ладонь, на которой тускло поблескивала серебрушка. Немалые деньги, учитывая, что Виллем и так изрядно повыгреб запасы на мое приданое.

— Спасибо тебе, Виллем! Но, может, не надо? Ты ведь и так, наверняка, из приданого Хильде зачерпнул.

— А! — Брат с досадой махнул рукой. — Пороть ее было надо, пока толк был. Нет бы чему хорошему у матери поучиться, у меня Агнесс ведь и хозяйка, и руки из нужного места растут… А она переняла только склочный характер. Пока все не забудется, вряд ли до приданого дело дойдет. А там, глядишь, новый урожай пойдет, может, шерсть удачно продать получится… твое приданое, оно ведь твоему мужу достанется, а там кто его знает, как будет. Пусть у тебя будет, хоть мало, да свое.

Виллем коротко прижал меня к себе, а потом молча развернулся и ушел. Я смотрела ему вслед и думала: «Эх, непутевый ты у меня, братик, хоть и старший!». Вроде, и мужик неплохой, но все, что в жизни не делает, все наперекосяк. Может, попадись ему жена нормальная, вроде нашей матери, был бы из него толк. А так, Агнесс, вроде, и хозяйка, а все добро непонятно куда девается. А Виллем, вроде, и работник, да толку от его работы нет. И сейчас тоже, годами молчал, молчал, смотрел только, как мы там друг другу жизнь проедаем…. А теперь вдруг оказывается, что ему есть до меня дело. Чтобы лишний раз не расстраиваться, махнула рукой и пошла обратно во двор. До свадьбы еще ого-го сколько успеть надо.

Второй раз взбудоражились не только мы, а все поселение. По дороге в поселение неспешно въезжали крытые телеги в сопровождении рыцарей. Народ высыпал на улицу смотреть, как три новенькие, сверкающие светлым деревом бортов телеги плавно катили в сторону дома храмовника. Арвидовы телеги — осенило меня. И правда, он же говорил, что сразу после свадьбы двинемся, а у самого только поклажи, что в седельных сумках.