Нехрупкая Лилия - Вийя Шефф

потаскуха. Хотя… — слышу сигнал машины за воротами. — Может и не стоит. Деду скажешь, что Стаса я в больницу забрала.

— Стаса?

— Да, представляешь. Его Стасом зовут. И это мой мужчина. Так что руки прочь! — отбрасываю её ладонь. — А то загрызу.

Ник с Алиской вламываются в дом.

— Помогайте! — киваю им на Воронина.

Ник подхватывает его под одно плечо, я под второе. Алиска шугает онемевшую Дарью. Выволакиваем Стаса на улицу, укладываем на кровать в автобусе.

— Куда? — садится Ник за руль.

— В город. В больницу. Эта идиотка его чем-то напоила, а он отключился, — кладу голову Воронина себе на колени.

Отъезжаем.

Алиска проверяет пульс и смотрит в глаза.

— Плохо дело. Трава здесь ни при чём. У него зрачки разной величины.

— И что это значит?

— А то, что у него какая-то травма. Или…

— Или? — вопросительно приподнимаю бровь.

— В больнице скажут точно, — увиливает от ответа.

— Гасанова!

— Опухоль может быть! — срывается. — Короче, МРТ делать надо. И консультация нейрохирурга.

Час от часу не легче…

Глава 20

— Почему так долго? — встаю и заламываю руки в ожидании хоть каких-то вестей о Воронине.

— Лиль, уймись! — дергает меня Алиска за край рубахи, заставляя сесть обратно. — Можно подумать, тебе обследование не делали. Ты же сама недавно МРТ проходила, знаешь, что это долго. Плюсуй анализы, осмотр. Он же без сознания, сказать и показать, где болит, не может. Ник, ну хоть ты ей объясни!

Гас отходит от стены, на которую опирался всё время.

— Без паники. Нормально всё будет.

— Как-то не звучит успокаивающе, — строю гримасу.

— Пойду я где-нибудь кофе раздобуду, — уходит.

— Помощник, блин! — смотрит ему в спину Алиса.

— Без него мы бы Стаса так быстро не погрузили и не привезли. Так что не гони на мужа.

— Какие-то плюсы от его груды мышц.

Из двери отделения выходит мужчина в больничном халате.

— Вы родственники Воронина Стаса Юрьевича? — подходит к нам.

Нейрохирург Потанин Сергей Александрович, — читаю на бейджике.

— Почти… Друзья. Родственники далеко. Мы его привезли.

— Хм… Ну, идёмте, — показывает рукой в сторону кабинета наискосок.

Я сажусь на стул, в голове шум. Жутко боюсь, что новости плохие.

Доктор крепит снимки на светящуюся панель, чтобы лучше было видно. Алиска внимательно всматривается в них. По озадаченному взгляду понимаю, что ничего там хорошего нет.

Подхожу к ним сзади, стараясь не мешать.

— Вот здесь видите? — показывает участок на затылке.

— Это опухоль? — прищуривается Гасанова и подходит поближе.

— Да.

— Злокачественная?

— Без результатов анализов трудно пока определить. Но вы же понимаете, что в любом случае её здесь быть не должно?

Киваем дружно.

— Метастазов нет, — показывает вокруг.

— Она могла появиться на месте старой гематомы от черепно-мозговой травмы?

— Вполне.

— Раньше она его не тревожила. Почему?

— Разные причины бывают. Возможно, была меньше и не давила на затылочную зону. У него были зрительные галлюцинации?

Алиска поворачивается ко мне.

— Нет… Не знаю… Он не говорил.

— Опухоль находится близко к зрительной зоне головного мозга.

— Он ослепнет?

Я с содроганием думаю, что он может потерять зрение. С Алисой проходили уже это.

— Не могу такое прогнозировать. Каждый человек индивидуален. Но… Опухоль давит вот здесь, — показывает на снимке участок, где спинной мозг переходит в головной. — Если её не удалить, то в один прекрасный день он не встанет.

— Паралич?

— Да. К сожалению, у нас таких операций не делают. Нужно более точное оборудование, в нашей больнице его нет.

— А где есть? — мелькает надежда.

— Москва, Питер, Новосибирск. Там есть специалисты, которые могут помочь. Но сомневаюсь, что можно сейчас попасть под квоту. Только в частном порядке. И это дорого.

— Сумма не важна! — взмахиваю руками. — Скажите имя того, кто может решить проблему и как организовать перевозку.

— Профессор Грушевский делает в центре нейрохирургии в Москве операции. Для транспортировки можем попробовать договориться с санавиацией медицины катастроф. У них техника специальная с реанимацией.

— Реанимация? Всё так плохо? — щемит в сердце.

— Нет. Но это на всякий случай. Всякое, знаете ли, бывает. А там и врачи во время перевозки больных сопровождают.

— Хорошо. Договаривайтесь. Алиска, у тебя нет выходов на это профессора… Грушевского? — вспоминаю фамилию.

— Нет… Но я поищу. И Ника напрягу. Он по своим высшим кругам прочешет, чтоб на светилу нейрохирургии повлиять. Любят они выпендриваться, — достаёт телефон и звонит. — Гас, ты где?.. Ноги в руки и к нам… Без кофе обойдёшься! — выходит из кабинета.

— К нему можно? — с наивным выражением смотрю на доктора.

— Он спит.

— А я тихонько. Пожалуйста…

— Третий этаж, триста двенадцатая палата. Халат у дежурной возьмите и бахилы.

— Спасибо!

Забираю вещи у медсестры, пялю на себя. По пути чуть не падаю с лестницы. Скольжу на мраморной плитке. Кто придумал такую на пол клеить?

В палате пахнет хлоркой и медикаментами. Ненавижу этот запах.

Капельница подключена в руке Воронина. Лекарство медленно капает из бутылочки.

— Вы надолго? — спрашивает медсестра. — Я обедать отойду. Как лекарство закончится, прокрутите колёсико, — показывает, как сделать. — Я минут на пятнадцать.

— Да, хорошо…

Даже сквозь загар на коже Стаса проступает бледность. Веду пальцами по небритой несколько дней щеке. Щетина щекочет и заставляет пальцы немного подрагивать от приятных тёплых ощущений.

Беру за руку и смотрю на капли в стаканчике капельницы. Мне кажется, что вокруг так тихо, что я слышу, как они падают в жидкость. Всё чётче и чётче. Гул в голове нарастает.

Всегда думала, что я сильная и могу держать себя в руках при любой ситуации и решить её. Нихера я не сильная! Как любая баба ломаюсь при трудностях, которые касаются лично меня и моих близких. Снова плачу.

Неожиданно Стас стирает с моей щеки слёзы. Выхожу из оцепенения и улыбаюсь ему.

— Эй, взрослые девочки не плачут, — улыбается в ответ.

— Ошибаешься… Ещё как плачут.

— У меня всё так плохо? — смотрит на капельницу.

— Нет. У тебя всё хорошо, — лгу, сквозь слёзы. — Мы отвезём тебя в Москву, тебе сделают операцию. Алиса и Ник ищут лучшего доктора сейчас. Мы справимся.

— Значит, хреново… — зажмуривается.

— Больно?

— Не очень. Шум в ушах и голова кружится. Я пить хочу.

Осматриваюсь по сторонам. На тумбочке графин с водой и два стакана.

— Можешь подняться? — подношу ему воду.

Садится, опираясь на спинку. Жадно пьёт.

— Давно я здесь?

— Мы утром тебя привезли.

— И дед позволил?

— Я его не спрашивала. Дома кроме Дарьи и тебя никого не было, а её я слушаться вряд ли бы стала. Она тебя чем-то напоила, ты уснул.

— Кипиш теперь в деревне будет.

— Да срать я хотела на них! —