Жаркие ночи - Эми Эндрюс

Ее пульс стал бешеным, указывая на то, что весь этот… вуайеризм вреден и даже мысли о том, чтобы прикоснуться к нему, опасны.

Она прерывисто задышала, опасаясь преступить эту черту.

Он же разглядывал ее, когда она спала?

Разглядывал. У нее на плече появился ангел. Он не прикасался к тебе.

Но ты была голой. Это дьявол сел на другое плечо, нашептывая обольстительную правду.

— Но это не оправдывает тебя, — настаивал ангел.

— Продолжай, все отлично, — подстегивал дьявол.

Никогда в жизни Клаудия не испытывала такого соблазна. Только слегка прикоснуться к его лицу, и все. Легко, как перышком. Он крепко спит. Скорее всего, даже ничего не почувствует.

И тут ее рука, не подчиняясь контролю разума, начала двигаться. Медленно, осторожно, словно он мог проснуться в любую секунду. Пальцы опустились на скулу, его лицо и шея были безупречно гладкими.

Она замерла, напряглась, ждала. Затаила дыхание.

Сердце бешено стучало.

Ничего не произошло. Он даже не повернулся во сне, не проснулся, не потребовал ответа, что, черт побери, она делает.

Клаудия с трудом выдохнула, оглушительно громко в комнате, где висела тяжелая тишина. Потом, когда удостоверилась, что он спит, провела пальцем по его щеке. Это не было даже прикосновением, просто бабочка прошелестела трепетным крылышком по коже.

Не обнаружилось ни одного волоска. Гладкий, как младенец. Присыпанный тальком. Таким же мягким, как его губы. Ее взгляд сосредоточился на совершенных губах, освещенных красным мерцанием цифрового будильника, делавшим их еще более совершенными.

Как часто в своих фантазиях она целовала эти губы? Уже сбилась со счета.

Пульс снова участился, когда дьявол прошептал: «Поцелуй его». Это уж точно его разбудит.

А что, если он отвергнет ее заигрывания? Стыдно и неловко. Надолго. Она может умереть на месте от унижения. От такого трудно оправиться.

Еще один грешный шепоток. А что, если не отвергнет?

Ее пальцы по сантиметру приближались к его рту, кончиками касаясь изгиба верхней губы. Он слегка дернул головой, будто его щекотала надоедливая муха. Клаудия замерла. Он высунул язык и провел в том месте, куда она прикасалась раньше. Но снова быстро заснул.

Теперь ее сердце забилось так громко, что она побоялась разбудить его. Проклятие, как бы этот грохот не вызвал цунами.

Пока ждала, как испуганный кролик в тени деревьев, чтобы сердце выровняло ритм, она поняла нечто большее. Скоро Люк вернется в Лондон, и мысль, что у нее больше не будет возможности выказать ему свои чувства, вдруг сильно испугала ее.

Да пошло оно все!

И дьявол улыбнулся.

Люк выходил из многослойного сна и чувствовал на своих губах чужие губы. Легкие и нежные. Определенно поцелуй. Его губы машинально ответили на прикосновение до того, как мозг осознал сам факт.

Он открыл глаза:

Клаудия?

— Клод?

Клаудия резко отпрянула, явно смутившись:

— О боже, извини меня, я просто… я…

Каждая клеточка в его теле встрепенулась от любопытства.

Клаудия его целовала?

— Ты просто решила поцеловать меня?

Клаудия немного отодвинулась, увеличивая дистанцию, оперлась на локоть и положила голову на ладонь. Она почувствовала, как загорелось лицо, и была рада, что в темноте не видно порозовевших щек.

— Я… я не знаю, что произошло. Я просто… нет. Этому нет оправданий.

Теперь Люк окончательно проснулся. Клаудия его поцеловала.

Губы нежно покалывало, в тело вернулось напряжение, которое он ощущал во время танцев. Он оперся на локоть, повернувшись к ней, скользя взглядом по ее груди и привлекательной ложбинке между мягкими выпуклостями.

Даже дыхание перехватило. Пульс участился.

— Ну, я не знаю, думаю, мне было бы интересно услышать твои извинения.

Клаудия сглотнула, ее соски затвердели под его бесстыдным взглядом, захотелось схватить его руку и поднести к одному из них, чтобы почувствовать, как он сжимает его, как тогда ночью несколько недель назад.

Ей и так хватает забот.

— Ты всегда так чисто выбрит… такой гладкий… Мне было интересно выяснить, не пропустил ли ты какое-то место и все такое.

— Так ты проверяла, не растет ли у меня щетина на губах, да? Своими губами?

Клаудия с досадой поняла, насколько нелепо это звучит. Но даже унижение не остановило ее. Нет.

Глупый дьявол.

Глупый. Глупый. Глупый.

— Нет… Твой рот… Боже… твои губы… — Клаудия закрыла глаза. Как же это объяснить?

— Скажи ему, что у тебя случилось временное помутнение рассудка, и извинись, — требовал ангел.

— Пошли его подальше, — вмешался дьявол. — Скажи, что они выглядели чертовски милыми и манящими в мерцании красного света.

Клаудия застонала, желая, чтобы они оба заткнулись.

Внутри Люка все встрепенулось, когда из ее рта вырвался мучительный стон. Каждое слово отдавалось в паху. Так хотелось ее поцеловать, вырвать из горестного состояния. Однако после этого он вряд ли смог бы так просто ее отпустить, слишком возбуждающе на него подействовала сложившаяся ситуация.

Он хотел услышать комплименты о своих губах, добраться до ложбинки между грудей и впиться в соски.

— Итак, мои губы?

Клаудия широко распахнула глаза, его просьба прозвучала как приказ. Он хочет заставить ее говорить об этом?

— Я… просто полюбопытствовала… Много лет думала, как бы их поцеловать. И вдруг… да еще дьявол у меня на плече твердил, как мил твой рот в свете будильника, и это правда… правда очень красиво. И потом я…

Люк засмеялся. Естественно, не она первая сваливает вину на дьявола, но ее слова так убедительны, что он невольно поверил.

И польщен.

Да… кое-что об этом дьяволе он знал.

Люк сократил дистанцию. Скользнул рукой по ее затылку, проводя большим пальцем вверх и вниз. На шее рука наткнулась на бретельки платья, и ему понадобилась сила воли, чтобы их не развязать.

— Сколько, — спросил он, бросая быстрый взгляд на ее губы, — сколько ты хотела меня поцеловать?

Клаудия понимала: это прекрасная возможность солгать, он же не может заглянуть ей в голову. Можно сказать, с того времени, как он подглядывал за ней. Или с прошлой недели. Или придумать что-нибудь еще. Но его пристальный взгляд, казалось, взывал к откровенности.