Тайфун Дубровского - Ева Мелоди

— Хуже. Я с репетиции собственной свадьбы, — отвечает хмуро Николай.

— Не стоило ради меня отменять, ты совсем с ума сошел.

— Переживал за тебя, братишка.

— Это твоя клиника, твои врачи, ты был в курсе каждого укола, так чего переживал.

— Меня волнуют причины. Опять за старое взялся? Зачем в драку полез? Тем более видел что у противника нож.

— Соскучился по острым ощущениям…

— Вот именно это меня и пугает! Твоя скука, тоска. Жениться тебе надо…

— Не суди по себе, — начинаю ржать как конь.

— Зря смеешься, — обиженно отвечает Николай. — Я очень счастлив.

— Рад за тебя, братишка. Но это не по мне.

— Ладно, закроем бабскую тему, — вздыхает Коля. — Объясни лучше, что ты не поделил с этим уголовником.

— Не поверишь, за прислугу заступился, — улыбаюсь.

— Шутишь?

— Нисколько.

— Это… уже совсем, Володь. Надо было вызвать полицию.

— Не по мне, ты же знаешь. Сам разобрался. А что в плечо пырнули, фигня. Заживет.

— Ага, вот только если мать узнает об этой фигне, мало тебе не покажется, — усмехается Николай. — Мигом примчится…

— Не смей ей говорить, — резко дергаю раненой рукой и морщусь от боли.

— Тогда договор — ты лежишь как послушный мальчик, пока врачи выписку не разрешат, не рвешься в свой замшелый замок. А я молчу и ни словечка маман. Она сейчас кстати неподалеку, в Монте-Карло. Прискачет оглянуться не успеешь.

— Согласен. — Вырывается у меня излишне поспешно.

— И на свадьбу придешь. Она через две недели.

— Я так долго тут валяться не собираюсь! Не отпустят — сам свалю…

— Лежишь не меньше недели. Потом так и быть, самолет к твоим услугам. Но на свадьбу…

— Договорились. Ты это… извини, глаза слипаются.

— Конечно, братец. — Николай подходит к постели и заботливо поправляет мне подушку. — Еще что-нибудь нужно?

— Нет… если что, медсестру позову.

— Ага, точно. — Брат подмигивает мне. — Они тут очень симпатичные. Как на подбор.

— Из нас троих бабником вроде Сашка всегда числился, — не удерживаюсь от шпильки. — Или перед свадьбой накрывает?

— Кто разберет… Но у меня то с личной жизнью все в порядке, Сашка — неисправим, а вот за тебя — волнуемся.

— Все у меня отлично.

— Ага, уже за прислугу в драку кидаешься.

— Ну а кто тебе сказал что она хуже твоих медсестричек?

— Да ты что? — глаза Николая загораются любопытством. — Так, с этого места поподробнее.

— Ни за что. Ты уходил. Мы обо всем договорились. У меня тихий час, — выразительно показываю глазами на медсестру, и правда довольно хорошенькую, нерешительно переминающуюся с ноги на ногу в дверях.

— Считай что тебе повезло, — недовольно ворчит Николай. — Но мы еще вернемся к этому разговору.

Брат уходит, мне делают перевязку и укол антибиотика, а я прокручиваю наш разговор с братом. Что-то покоя мне не дает, гложет. То что про Машу проговорился? Ника заинтересовал? Это неприятно, да. Будет продолжать расспросы. Но нет, не это. Тогда что меня так заело? Неужели, что прислугой Машку назвал?

Заступился за прислугу.

Некрасиво прозвучало. Грубо. Мария этого не заслуживает. Да и не в этом даже дело. А в том что сам себе солгал. Ведь никогда к ней как к горничной, наемной рабочей силе, не относился…

Черт, почему я не могу перестать думать о ней! Как будто она постоянно рядом, как когда‑то было с Изабеллой. Ее образ захватил меня целиком. Могу врать себе, что она просто забавляет меня, что странная… И эта вечная ее манера попадать в идиотские неприятности… манит меня. Я в ней словно душу родственную почувствовал, такую же безбашенную. Я сходил с ума от ее внешности. Эти черные волосы, глубокие как два таинственных колодца карие глаза, острый подбородок, высокие скулы. Рост, гибкость, кошачья грациозность. Она слишком хороша, а потому опасна. Лучше держаться от Маши подальше. Может, уволить ее к чертовой матери?

Но понимал, что не смогу. Не готов отпустить ее.

9/2

* * *

Через неделю я уже выть был готов от тоски. Не мог дождаться, когда меня выпустят, хуже тюрьмы мне эта больничка, поперек горла встала.

Наконец, на самолете, как и обещал старший брат, меня отвезли домой. Брат не смог приехать, и его терзали угрызения совести. Звонил мне каждый час в результате, пока до самолета добирался, когда сели уже на родине, пока ехали до замка… Я уже психануть был готов и съязвить что одной матери-наседки с меня достаточно. И разговоры про торжество близящееся раздражали. Ведь лучшая подруга будущей жены Николая — Изабелла. Брат понимал, что если приеду — встреча будет для меня болезненной. Но все равно настаивал. Его позиция: расстался с бабой — забудь, вычеркни. Никаких сожалений. Он так и с первой женой расстался. Не говоря уже о многочисленных любовницах. Он считал, что я склонен к излишней драматизации. И всегда критиковал меня за это.

Я бы и рад бы следовать его советам. Но пока не получалось. Как ни настраивал себя, соскучился по Машке до одури. Медитировал, что от нее подальше держаться надо… все равно, всей душой к ней стремился. И ненавидел себя за это.

Короче, эмоции рвали на части.

А тут еще перемены. Дерзкую, никогда не унывающую, всегда готовую дать отпор Машу из Москвы как подменили. Ее место заняла трепетная, невероятно услужливая, явно сходящая с ума от чувства вины, девица.

Она окружила меня заботой, лаской, вниманием. Это было приятно, что сказать. Но в то же время… ненатурально. Я не хотел доброты из чувства вины. Меня это бесило. Несколько раз пытался объяснить, что в том, что меня ранили — нет ее вины. Скорее причиной моя собственная глупость, безбашенность и нетрезвое состояние. Если б не накатил водки за минуту до схватки… в бараний рог бы того мужика скрутил. Ну и ярость подвела. Когда увидел насмерть перепуганную девчонку, за которой несется здоровый бугай… все красной пеленой заволокло…

Но Маша явно не намерена прислушиваться к голосу рассудка, к моим словам. Убеждаю ее что ни при чем она — еще сильнее ухаживать за мной начинает. А меня… меня это возбуждает, черт возьми! И все табу, которые себе напридумывал, все решения, что дистанцию надо держать… летят к черту. Только Машке ведь любовь-морковь нужна… А мне — секс. Много, горячо, жестко. Я задолбался представлять эту черноволосую ведьму во всех возможных позах. И мой контроль летит к черту, когда она так близко. И так покорна…

Покорность — самое страшное оружие женщины, на мой взгляд. Создает опасную иллюзию, что ты обладаешь безграничной властью. Маша выглядит готовой… на все, что ни попрошу. И я борюсь с собой из последних сил, чтобы не попросить.