Десантник. Из будущего - в бой! - Олег Таругин

– Ну, ты ж сам говорил, что где-то тут ваша запасная площадка была? Вот мы на нее и наткнулись.

Несколько минут пилот молчал, глядя в землю перед собой. Степанов его не дергал, продолжая наблюдать за фрицами, поскольку прекрасно понимал чувства товарища: пилоты разбитых истребителей и «кукурузника», если и уцелели при вынужденной посадке, наверняка попали в плен. И хорошо, если в плен: рисковать секретностью аэродрома немцам не с руки, так что могли и расстрелять. Что, собственно говоря, почти наверняка и произошло. То-то у летуна лицо такое, что краше в гроб кладут. Нужно его быстренько чем-нибудь занять, чтоб дурные мысли в башку не лезли:

– Добро, летун, я тебя понял. Действуем так: ты остаешься на позиции и ведешь наблюдение. Все, что будет происходить, в памяти фиксируешь. Кстати, у немцев, как я понимаю, скоро смена караула, заступят те, которым до полуночи дежурить, смотри не пропусти. Только из кустов не высовывайся, а лучше вообще особо не двигайся.

– А ты?

– Снова на разведку сползаю. Сначала к «кукурузнику» – я, конечно, в ваших летных делах понимаю чуть больше, чем ничего, но хоть внешне осмотрю, может, у него вообще мотор разбит или еще чего. Ну, а потом? Есть у меня одна задумка относительно склада боеприпасов. К тому времени как раз совсем стемнеет, без проблем доберусь. Жаль только граната всего одна осталась.

– Может, мне с тобой?

– Угу, с пулеметом наперевес, – скептически хмыкнул Степанов. – Нет, Вась, ты меня прикрывать станешь. Где у них секреты сидят, запомнил? Вот и хорошо. Вдруг я спалюсь и поднимется шум, лупи из пулемета сначала по ним, чтобы с фланга не стрельнули, потом по стоянке самолетов, палаткам или заправщикам. Если в ленте хоть десяток трассеров окажется, глядишь, и запалишь чего. А вот по складу с бомбами – ни-ни. Ясно? Отстреляешь ленту-другую – и беги в лес, как я тебе раньше и говорил. Пулемет с собой не тащи, только лишний вес. Ясно?

– Угу, – тяжело вздохнул пилот. – Ты надолго?

– Понятия не имею. В нашем деле вообще зарекаться вредно. Все, давай. Главное, не засни, летун, а то вдруг немцы незаметно подползут и тушенку с кашей стырят, а я точно голодным вернусь. Да шучу я, шучу, не напрягайся. Хреново у тебя с чувством юмора, Вась, тренироваться нужно. Кстати, возвращаться стану вон оттуда, видишь просвет между кустами? Как подползу метров на десять, позову тебя шепотом по имени, смотри, не дернись от неожиданности да не стрельни сдуру, весь аэродром перебудишь. Договорились? Вот и ладненько, тогда я пошел…

Проводив товарища взглядом, Борисов тяжело вздохнул: оставаться в одиночестве отчего-то не хотелось. Нет, страшно ему практически не было, просто не хотелось. Неожиданный попутчик казался… ну, надежным, что ли? От него исходила уверенность, удивительным образом уживавшаяся с какой-то лихой бесшабашностью. Вчера на дороге, когда их обстреляли фашистские мотоциклисты, он действовал так, будто попадать под пулеметный обстрел для него чуть ли не обычное дело. А как он самого пулеметчика из пистолета со ста метров завалил? Или трупы пострелянных немцев заминировал? Нет, скрывает Леха от него что-то, точно скрывает! Конечно, в силу воинской профессии сам он весьма далек от сухопутных войск, но курс молодого бойца-то проходил. Откуда такие познания у сержанта запаса, пусть даже и служившего в разведроте? Может, взять да и спросить прямо? Неужели один советский человек другому советскому человеку не ответит? Тем более по возрасту он наверняка комсомолец, как и сам Василий. Хотя ежели Степанов и на самом деле какой-нибудь осназовец, то, разумеется, не ответит. Краем уха Василий слышал о подобных подразделениях, причем как раз в составе военной разведки. Вот только пересекаться не приходилось. И еще немного напрягали эти его постоянно вставляемые в речь странные словечки-присказки – «мама не горюй», «не бери в голову», «проехали», «карта попрет», «стырят», «шухер», «спалюсь» – вроде и понятно, о чем речь, но в то же время как-то непривычно звучит. А часть слов и вовсе вроде как блатные какие-то… Интересно, откуда он родом? Может, в его родном городе так принято говорить? Упоминал же, что не деревенский. А сейчас еще и «кукурузник» какой-то выдумал – с какой это стати учебно-боевой «По-2» с кукурузным початком сравнивать? Ни разу же не похож, даже формой фюзеляжа… еще бы «пшеничником» назвал или «картофельником».

В этот момент к ближнему часовому пришла смена, и пилот отбросил посторонние мысли, сосредоточившись на наблюдении. Не хватает только что-нибудь важное проглядеть, дав Лехе повод для очередных издевок. Так что, как говорит разведчик, «хорош трепаться» – Борисов не заметил, как впервые назвал товарища именно «разведчиком».

А «разведчик» Степанов, даже не подозревающий о душевных терзаниях летуна, в этот момент как раз подползал к застывшему в десятке метров от крайних деревьев лесной опушки биплану. Убедившись, что в сгустившихся сумерках его никто не заметит, десантник рывком преодолел последние метры, забросив тело на нижнее крыло. Ну, или как там оно у летунов называется? Плоскость? Укрывшись за фюзеляжем, несколько секунд наблюдал за окрестностями, затем забрался в переднюю кабину, выкрашенную изнутри светло-серой краской. Быстро осмотрелся, подсвечивая зажатым в ладони фонариком. Пилот наверняка погиб: фюзеляж зияет сквозными пулевыми отверстиями, на сиденье и полу, перед двумя педалями с ремешками-фиксаторами, – темные пятна засохшей крови. Заляпанная характерными брызгами приборная панель разбита, отблескивая в пробивающемся между пальцами лучике света осколками циферблатов. Кровь есть даже на простреленном в нескольких местах лобовом остеклении. Видимо, летчикам удалось благополучно приземлиться, после чего их хладнокровно расстреляли уже на грунте. Что ж, в целом картина ясна: поднять «кукурузник» в воздух сто пудов не удастся, по крайней мере без серьезного ремонта. Потому фрицы и бросили его тут, не потрудившись оттащить в качестве трофея под деревья. В заднюю кабину Леха заглянул мельком, прекрасно понимая, что особого смысла в этом нет. Так и оказалось: все те же продырявленные пулями борта и кровь на сиденье. Из всех отличий – разве что валяющаяся на полу фуражка с синим околышем и «крылышками» на тулье, видать, кого-то из командиров Васькиного авиаполка, нашедшего здесь свою смерть. Не повезло мужикам. Да и им с Борисовым тоже – придется все же захватывать «Аиста».

Благополучно покинув самолет, Алексей углубился в лес, по широкой дуге обходя зарослями замеченные секреты. Если все получится как задумано, минут через двадцать он выйдет к складу боеприпасов. Дальше придется передвигаться исключительно на брюхе, ну да его подобным ни разу не удивишь. Пока двигался короткими, от куста к кусту, перебежками, а затем полз, подолгу замирая через каждые десять метров, прикидывал, как можно заминировать целый склад одной гранатой. Теоретически детонацию-то вызвать вполне реально, главное, разместить инициирующий заряд в нужном месте. Хотя одной «эфки» может оказаться и маловато. У фрицев несколько гранат затрофеить? Из нескольких «колотушек» можно вполне неплохой заряд соорудить. Вот только как это на практике реализовать? Гранаты, к сожалению, просто так под ногами не валяются.

Замаскировавшись метрах в ста от крайнего штабеля ящиков, десантник почти полчаса наблюдал за импровизированным складом. Ну, тут особых проблем не предвидится: охраняют его всего четверо, так что проникнуть внутрь можно без особых проблем. Достаточно дождаться, когда ближайшая пара фрицев, встретившись, начнет расходиться, и у него будет почти четыре минуты чистого времени. А уж затаиться между плотно стоящими друг к другу штабелями и вовсе проще простого, никакого освещения нет и в помине. Так, с этим разобрались, теперь стоит подобраться поближе к палаткам – вдруг чего важного углядит. Раз «Шторьх» не стали убирать с летного поля, значит, улетит он только с рассветом – вряд ли немцы решатся подниматься в воздух в темноте, да еще и с какой-то важной птицей на борту. А потом, видимо, и штурмовики на вылет пойдут, недаром же их заранее заправили и снарядили. Отсюда какой вывод? Правильно – вся ночь в его распоряжении.