Чувствующая - Анна Мохова

— С Ликой же идешь?

— Лика вступила в мой клан. Я иду как ее законный представитель.

— Мне нужно вступить в твой клан? Или ты этого не хочешь? — нахмурилась Ариана.

— Не совсем, — Стас тщательно подбирал слова. — Я не хочу, чтобы ты поступила необдуманно, просто потому что мы первые, с кем ты познакомилась. Твой дар очень ценный, и ты можешь выбрать любой клан. Любой, понимаешь? Совет предложит тебе лучшие варианты: влиятельные, богатые, где тебя будут холить и лелеять. Тебе и работать больше не придется, все обеспечение они возьмут на себя.

Так вот оно что. Стас думает, что она расстроится, если узнает, что продешевила. Стало горько. Ей казалось, что она не производит впечатление охотницы за кошельками.

— Ясно, — коротко ответила Ариана.

— Ничего тебе не ясно, — уловил ее обиду Стас. — Я не хочу давить на тебя. Просто рассмотри варианты, чтобы твой выбор был осознанным. Совет будет недоволен, если узнает, что я тебя не предупредил. К чувствующим всегда было особое отношение.

— Ты не хочешь из-за меня проблем, да? — тихо спросила она.

— Совет меня не пугает. Дело в другом. Принимая тебя в клан, я беру на себя ответственность за твою безопасность и развитие дара. Но и ты, вступая в клан, должна принимать мои решения и безоговорочно следовать им. Готова ли ты к этому? Или при первом несогласии взбрыкнешь и уйдешь в закат?

Слова Стаса заставили Ариану задуматься. Сможет ли она довериться другому человеку и делать, как он скажет, не задавая лишних вопросов? В ее представлении клан был группой единомышленников, увлекающихся поиском артефактов. Но Стас пытался донести до нее мысль, что демократия у них если и присутствует, то в весьма ограниченной форме. Это не книжный клуб и не дружеские посиделки с настольными играми — это строгая вертикальная иерархия. И скорее всего, в других кланах такая же система.

— Я, конечно, не тиран-эксплуататор. У ребят есть право голоса, и они не боятся высказывать собственное мнение, но решающее слово всегда остается за мной. Уйти можно, но для этого нужна веская причина. Это как отречение от семьи. Поэтому новые одаренные либо присоединяются к семейному клану, либо рассматривают варианты Совета. Я предлагаю тебе второе.

— Лика долго думала? Ты тоже ее отговаривал? — начала злиться Ариана. Она никак не могла понять: Стас опять демонстрирует благородство или вежливо намекает, что не хочет с ней связываться?

— Нет, у нее были личные мотивы, убедительные аргументы и небывалое упрямство, — вспомнив что-то забавное, хмыкнул Стас.

А ей, получается, такой арсенал средств недоступен. Ариана помассировала виски. Разговор зашел в тупик. Навязываться не хотелось, и она перевела тему:

— Во сколько у Лики встреча с Советом? У нее все пройдет хорошо?

— Конечно. Лучше позвони ей с утра. Иногда все затягивается допоздна.

Ариана кивнула и поежилась от холода. Они стояли на веранде, застекленной, но неотапливаемой. Когда она выходила проводить Стаса, то не рассчитывала, что разговор продлится так долго. И сейчас, подмерзая, поплотнее закуталась в вязаную мамину шаль.

— Мне нужно ехать, а ты беги скорее в дом. Несложно догадаться, о чем ты сейчас думаешь, но ты не права. Давай договоримся так. Вернем книгу, ты прочтешь ее, и если все еще захочешь к нам присоединиться, я не буду настаивать на предварительной встрече с Советом.

«Он сказал — вернем, — размышляла перед сном Ариана. — Значит ли это, что мы поедем к Галине вместе? Или просто к слову пришлось?»

***

В Москве Ариану встретили привычные три С: суета, сутолока, спешка. Она специально взяла билет на дневной поезд, чтобы не попасть в час пик, но все равно в метро было много людей — нервных, торопящихся. Стоя в переполненном вагоне, Ариана прокручивала в голове разговор с мамой перед отъездом. Они сидели в гостиной, рассматривая старые фотографии, когда та неожиданно спросила:

— Стас ведь не журналист, да?

— Почему? — опешила Ариана. Неужели они где-то прокололись?

— Он как будто всегда настороже. Ты его давно знаешь? Может, он в горячей точке работал или служил где-то?

Ариана пожала плечами. Врать не хотелось, а раскрыть правду она не могла.

— Он когда в комнату входит — сначала найдет тебя глазами, потом просканирует пространство и только тогда расслабляется. Как… как профессиональный телохранитель, вот. У твоего папы есть коллега, бывший военный, тот очень похоже себя ведет. Доченька, ты не попала ни в какую плохую историю? Может, Стаса приставили к тебе защищать от кого-то?

Обостренная интуиция, внимание к деталям — мог ли дар влиять на маму, будучи заблокированным? Получалось, что да.

— Нет, — успокоила чуткую родительницу Ариана. — У меня все хорошо, и сейчас мне ничто не угрожает.

— Сейчас?

— Сейчас и вообще. Не цепляйся к словам.

— Хорошо. Я помню, ты сказала, что у него есть девушка, но…

— Мы просто коллеги, — перебила ее Ариана.

— Да, конечно, — поспешно согласилась мама. — Все, что я хочу сказать, — береги себя, солнышко. Один раз ты уже приезжала к нам, потухшая и почти неживая. Это было страшно. Отец тогда запретил расспрашивать, посчитав, что будет только хуже, и я жалею, что послушала его. Прости, что тогда не поддержали тебя как следовало. До сих пор корю себя за это.

Так вот что имел в виду Стас, когда говорил, что родители испытывают чувство вины. При виде плачущей мамы сердце сжалось от боли, и дар сам откликнулся на сильные эмоции. В этот раз свечение было нежно-зеленым, как первая апрельская трава, с вкраплениями золотистых искорок. Ариана потянулась к дару, желая избавить маму от нелепого чувства вины, которое невольно ей навязала. Не зная, как пользоваться силой, Ариана представляла неиссякаемый живительный поток энергии и направляла его к маме, говоря вслух:

— Я тебя очень люблю, мам. И папу тоже. Даже не думайте, что вы в чем-то передо мной виноваты. Наоборот, это вы простите меня. Мне было так больно, что я ничего вокруг не замечала.

— Ты с детства была такая — ранимая, чувствительная. Я боялась, что кто-то разобьет твое нежное сердечко, а я ничем не смогу помочь. Так и вышло. Не хочу повторить свою ошибку, и сейчас не обижайся, но скажу прямо. Я не знала, кто мой отец, но однажды подслушала бабушкин разговор с подругой: «Я слишком дорого заплатила за свое недолгое счастье. И чужую семью разрушила, и свою не построила». Я так и не решилась признаться ей, что все знаю. И спросить фамилию отца, хотя очень хотелось.

У Арианы горели щеки. В последний раз ей было так стыдно за двойку по математике в пятом классе. Хотя нет. Так стыдно ей никогда не было. Оказывается, в их семье уже была разлучница, и мама боится, что внучка пойдет по бабушкиным стопам.

— Я так не поступлю, — во рту пересохло, голос дрожал, но Ариана изо всех сил старалась сдерживаться. — Это неправильно, и… Мы просто коллеги, мама, я же сказала.