Лорд - дикарь - Патриция Коулин

Ариэл почувствовала, как неприятно засосало под ложечкой. Она с трудом выдавила улыбку.

— Конечно, сумею, — ответила она. Мать одобрительно закивала:

— Я нисколько не сомневаюсь в этом. Ты всегда была хорошей девочкой, и я рада, что ты сейчас делаешь что-то стоящее.

— Но все мои труды пойдут насмарку, если я засижусь здесь и мистер Пенроуз узнает о моем отсутствии. Я могу понадобиться ему в любую минуту, — поспешила добавить она, вспомнив, что не рассказывала матери о своем уходе без разрешения мистера Пенроуза.

— Конечно, конечно, дорогая. С глаз долой — из сердца вон, а мы ведь этого не хотим, не так ли?

Ариэл улыбнулась через силу, подумав о том, что никому нет дела до ее желаний.

Приехав сегодня домой, она увидела, что отец окончательно впал в детство и жил в своем выдуманном мире. Но еще более ужаснуло ее поведение матери, которая никак не хотела смириться с этим и делала вид, что ничего не произошло. Она на свой лад жила такой же выдуманной жизнью, как и отец.

Ариэл быстро убрала со стола посуду, помыла ее, что раньше было просто немыслимо, так как с полдюжины слуг исполняли всю работу по дому. Многое изменилось с тех пор, с печалью отметила она, отправляясь на поиски отца, которого Элиза вывела погулять.

Финансовые затруднения вынудили их продать карету и двух великолепных скаковых лошадей — гордость семьи. Это был шаг отчаяния, с которым они никак не могли смириться, и, по мнению ее гордой матери, позором, свидетельствующим о том, что семья находится в стесненных обстоятельствах.

Ариэл наделась, что продажа кареты и лошадей выведет отца из состояния апатии и психической неуравновешенности. Ей хотелось снова видеть его полным жизненных сил, таким, каким он был прежде. Он говорил с ней о политике, давал толковые советы. Именно к нему она бежала со всеми своими проблемами. Это были долгие разговоры, и сейчас Ариэл тосковала по ним больше всего на свете.

Но продажа кареты и лошадей вызвала у него странную реакцию. Когда никого не было рядом, он с вороватым видом бежал на конюшню, чтобы проведать лошадей, — именно здесь и нашла его Ариэл. С несчастным видом отец стоял у загона и держал в руках морковку.

Ариэл улыбнулась Элизе, и та, понимающе кивнув, отошла в сторонку, чтобы дать ей возможность поговорить с отцом.

— Папа, — сказала Ариэл, — я пришла с тобой попрощаться.

Он повернул голову и посмотрел на нее. Несмотря на небольшую сутулость, отец был на целую голову выше дочери. Его шейный платок был аккуратно завязан, седые волосы хорошо подстрижены и тщательно расчесаны, рубашка сияла чистотой. Мать следила за этим. Каждый, кто повстречает доктора Холлидея, должен убедиться, что он, как и в прежние времена, такой же щеголь.

Если бы только железная воля матери могла повернуть назад тяжелое колесо судьбы, выпавшей на его долю, и вернуть прежний живой блеск его глаз…

Ариэл широко улыбнулась отцу, надеясь, что в его голове блеснет лучик сознания, он узнает ее и улыбнется в ответ. Возможно, он узнает шляпку, которую сам купил ей перед тем, как они окончательно запретили ему выезжать в город. Но надежды Ариэл не оправдались: отец отсутствующим взглядом посмотрел на наемную карету за ее спиной и сказал:

— Это не наши лошади. — У него был такой вид, будто его сильно надули.

— Да, папа, не наши. Карета ждет меня, чтобы отвезти обратно в школу.

На его лице появилось выражение растерянности.

— В школу? — переспросил он.

— Да. В школу мистера Пенроуза. Я там работаю, как ты помнишь.

— Наши лошади у Каролины, — сказал он, равнодушно от нее отворачиваясь. — Она уехала на вечеринку к Бримсвеллзам. Эдвард Бримсвеллз от нее без ума. Все молодые люди влюблены в нее. Моя дочь Каролина — настоящая красавица.

— Да, красавица, — согласилась Ариэл. У нее упало сердце. С тех пор как Каролина была на вечеринке в доме Бримсвеллзов, прошли годы. Она уже давно замужем за Гарри Хаммертоном, живет в Дерби и либо не может, либо не хочет обременять себя несчастьем, свалившимся на их семью. Однако что толку говорить об этом отцу — все равно до его сознания ничего не дойдет.

— Мне нужно ехать, папа. — Ариэл встала на цыпочки и поцеловала отца в щеку. — Обещаю, что на этот раз я не оставлю вас надолго одних.

Отец дотронулся до ее щеки, и в его глазах мелькнуло что-то осмысленное.

— Ариэл? — спросил он, пытаясь сфокусировать на ней свой взгляд.

— Да, папа, это я, Ариэл.

— Ариэл, — повторил он на этот раз более уверенно. — Ариэл. Мое созвездие Ориона, самое блестящее на небосклоне.

Орион. Как давно он не называл ее так! Орион считался их созвездием, приносящим счастье. В безоблачные ночи они с отцом часто стояли на крыльце, ища в небе свою звезду, чтобы загадать желание.

— Будь осторожной в выборе желания, — говорил ей тогда отец. — Не забывай, что оно всегда сбывается.

— Я хочу… — По лицу отца было видно, что он пытается что-то вспомнить. — Я хочу…

Ариэл затаила дыхание, ожидая, что скажет отец. Но его взгляд опять стал рассеянным, лицо наморщилось, и он снова посмотрел на карету за ее спиной.

— Нет, это не наши лошади, — повторил он.

Ариэл почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Боясь, что голос может выдать ее состояние, она молча дотронулась пальцами до своих губ, затем прикоснулась к его щеке и выбежала из конюшни.

— Наших лошадей взяла Каролина, — услышала она, садясь в карету. — Она поехала на вечеринку к Бримсвеллзам…

— Не могу сказать, чтобы я заметил какие-то изменения в его поведении, — сказал Фаррел, насмешливо фыркнув. — Нам повезло, что кто-то уже научил его подтирать задницу. Он тупой, как вот этот комод, — заметил он, постучав кулаком по дубовому комоду, стоявшему в гостиной, — и такой же сообразительный.

— Я уверена, вы ошибаетесь, — твердо заявила Ариэл. — Что вы скажете о вчерашнем случае, к примеру? Помните, когда я говорила всякую абракадабру? Он же улыбался?

— Помню, помню, — ответил Фаррел с той же издевательской улыбкой, — но я помню также, прошу прощения, как он смотрит на ваш зад, лишь только вы поворачиваетесь к нему спиной. Нормальная реакция любого мужчины, каким бы тупоголовым он ни был.

Ариэл от нетерпения притопнула ножкой:

— Вы хотите сказать, что, как бы ни был глуп человек, он будет улыбаться, слушая ту чушь, которую я несла?

Фаррел пожал плечами:

— Может, он улыбался, увидев, что улыбаетесь вы. Он, как обезьяна, повторяет все ваши движения.

— Обезьяна, — повторила Ариэл, нахмурив брови. — Мне так не показалось.

Почему, черт возьми? Этот вопрос чуть не сорвался с языка Леона, стоявшего, скрестив на груди руки, в дверном проеме и слушавшего, как обсуждают его достоинства и недостатки, будто он был бычком, которого торговали на сельской ярмарке. А почему бы им не пообсуждать его? Ведь если он чему-то научится, они все вместе отпразднуют победу и разъедутся по домам.