Клуб бездомных мечтателей - Лиз Мюррей

Мы познакомились, когда братья прыгали на выброшенном на свалку матрасе на Юниверсити-авеню. Они были грязными, почти дикими, как и я сама, и непохожими на моих ровесников из школы. Я поняла, что с ними мне будет легко завязать контакт.

– Можно мне попрыгать на вашем трамплине? – спросила я Рика, который скакал на матрасе.

– Пожалуйста, – ответил он и улыбнулся.

В тот день мы провели за игрой целый час. Разговорившись, мы поняли, что у нас много общего. У Дэнни в детском саду № 261 была та же воспитательница, что и у меня. Точно так же, как у меня, их любимой едой были макароны с сыром производства компании Kraft. Рику прятки нравились больше, чем игра «Шумное море, замри!», и мы с ним родились в один день, только он был ровно на год старше меня.

В тот же день я оказалась в их вычищенной до блеска трехкомнатной квартире в окружении их родственников: старшего брата Джона, младшего Шона и мамы, которую тоже звали Лиз. Она приятно пахла специями и широко улыбалась мне, накладывая щедрые порции риса с бобами. Потом мы допоздна «рубились» с братьями в видеоигру. Я уснула, не раздеваясь, и кто-то заботливо накрыл меня одеялом.

На протяжении последующих трех лет я стала почти членом их семьи. Я постоянно оставалась у них ночевать, ела еду, приготовленную по латиноамериканским рецептам, ходила вместе с ними в зоопарк в Бронксе и была запечатлена на многих семейных фотографиях. Было бы любопытно узнать реакцию незнакомого человека или нового друга семьи Фернандез, который, рассматривая фотографии, видел, как я позирую во время причастия братьев или обнимаю их бабушку во время семейного пикника.

По снимкам было видно, как я расту и взрослею вместе с Риком, Дэнни, Джоном и Шоном. Моими любимыми фотографиями были те, которые снимали во время наших совместных с Риком дней рождений. Мама Рика просила написать кремом наши имена на торте. На фото видно, как мы с Риком задуваем свечки, а руки хлопающей в ладоши мамы Лиз размазаны и похожи на крылья колибри в полете – из-за низкой выдержки фотоаппарата.

Я очень любила их семью, но никогда не рассказывала им, что происходит в моей собственной. Рик, Дэнни и Лиз, конечно, спрашивали меня, но я не выдавала семейных секретов и каждый раз ловко меняла тему разговора.

Тогда я завязывала волосы резинкой в хвостик. Я знала, что вся грязная, поэтому, как только приходила к ним в квартиру, тут же шла в туалет и терла шею, с которой грязь скатывалась в катышки, и кожа становилась розовой, как у поросенка. Чтобы никто не почувствовал вонь моих грязных кед, я засовывала их в самый дальний угол квартиры, куда-нибудь поближе к мусорному ведру на кухне. Спрятав улики, которые выделяли меня среди других детей, я могла расслабиться. Вернувшись домой, я никому не рассказывала, где и с кем проводила время.

Я инстинктивно чувствовала, что мне не стоит рассказывать маме с папой о Рике, Дэнни и их матери. Когда мама валялась в отрубе на диване, над ней кружились мухи, а сигаретные окурки плавали в пиве, как-то язык не поворачивался сказать, что я ходила на пикник или плавала в бассейне, купалась, загорала и ела домашнюю еду с семьей Рика и Дэнни. Сестре и папе такую информацию тоже не очень хотелось выдавать. Любая полученная вне дома радость казалась мне предательством. Я всегда что-то скрывала: дома и в квартире Рика и Дэнни, в школе – куда бы я ни пошла, я никому никогда полностью не открывалась. Чтобы не обращать на себя излишнее внимания в школе, быть дома «хорошей» дочерью и не испугать своих друзей, я была вынуждена это делать.

После того как мне исполнилось девять лет, мне все сильнее и сильнее хотелось быть на улице, на людях, потеряться в этом мире. Улицы и переулки Бронкса были заполнены людьми, белье ярко-фиолетового, зеленого и желтого цветов сохло на веревках и развевалось, как флаги. Я жаждала движения, и дружба с Рики и Дэнни, когда они были без родителей, давала мне возможность двигаться.

Втроем мы бродили по Бронксу до тех пор, пока не начинали гудеть ноги. Мы шли только ради того, чтобы понять, как далеко мы можем зайти, шли по Гранд-Конкорс, по Джером-авеню, под путями надземки четвертого маршрута до тех пор, пока рельсы не уходили в землю и надземка не становилась подземкой.

Мы на много километров уходили от Юниверсити-авеню и доходили до стадиона команды «Янкиз». Там Бронкс заканчивался и начинался Манхэттен, и названия улиц становились незнакомыми, вместо домов из красного кирпича появлялись расположенные рядом с забитыми машинами трассами автомастерские. Здесь мы поворачивали назад и шли домой другой дорогой. Вечерело, улицы становились опасными, под фонарями появлялись компании с огромными и шумными магнитофонами. Мы были детьми улиц, нарушителями порядка, как нас бы назвали обыватели. Мы делали все то, что делать не стоит, в особенности то, что опасно.

Однажды мы случайно подожгли сарай на территории дома престарелых. Сперва в квартире Рика и Дэнни мы смотрели передачу о спелеологах – исследователях пещер. На экране мужчины ползли по опасным туннелям и пещерам, а Лиз кормила нас бутербродами с ветчиной и сыром и поила лимонадом.

«Вот это моим трем мушкетерам», – говорила Лиз, передавая бутерброды.

Потом в парке «Акведук» я придумала соорудить факел из толстой ветки, на один конец которой мы закрепили резинками пук бумаги. Я взяла у Рика зажигалку и подожгла конец нашего факела, сказав, что мы должны «исследовать» темный и непонятный сарай около дома престарелых, который в нашей игре заменял пещеру.

Мы залезли в сарай через дырку в стене, и я случайно подожгла деревянное сооружение. В главном здании дома престарелых незамедлительно сработала сигнализация. Я первой вылезла из сарая, а Дэнни завороженно смотрел на огонь, стоя внутри.

– Йо, выходи, горит! – Я схватила его за рубашку и потянула. – Скорей убегай! – закричала я.

Опрометью мы бросились из сарая и спрятались за микроавтобусом. Из-за укрытия мы в ужасе наблюдали за тем, как пожарные тушили пламя, а небольшая группа престарелых в халатах следила за их работой.

– Наверное, они в бинго играли, когда начался пожар, – высказал предположение Рики.

Мы исследовали места под мостом на 207‑й улице и гуляли вдоль путей северной ветки метро. Иногда мы клали рядом с рельсами камушки, которые сбивал проходящий поезд. Просто ради прикола и для того, чтобы доказать свою смелость мы, лавируя между автомобилями, перебегали через скоростную трассу Кросс-Бронкс. В магазинах нашего района мы воровали шоколадные батончики и выходили из магазина по одному, чтобы меньше привлекать к себе внимание. Я съедала три батончика за время, которое требовалось, чтобы пройти три квартала или пересечения улиц. Мы кидали камни в окна складов и с упоением слушали звук разбивающегося стекла. Смех сближал нас, а чем смелее были наши выходки, тем больше удовольствия мы от них получали.

Однажды в июле 1990‑го мы за несколько часов собрали все лежащие перед входными дверьми в квартиры половички в домах на Гранд-авеню и выбросили их в шахту лифта. Мы все делали молча, поэтому нас никто не заметил.