О лебединых крыльях, котах и чудесах - Эйлин О'Коннор

Так проходит полчаса. Обогреватель молчит. До кота понемногу доходит, что всё страшное закончилось.

И что он тогда делает, сидя возле самого выхода из диванного тоннеля?

Правильно. Он начинает ПЯТИТЬСЯ.

И в завершение разговора об одаренности.

Срезанные розы я на ночь кладу в ванну, в холодную воду – чтобы дольше стояли. В последний раз из ванны вместе с розами был выловлен стучащий зубами кот Матвей, ходивший туда-сюда по грудь в воде.

Мнения разделились. Матушка предполагала попытку суицида. Я склонялась к косплею Офелии. Ребенок процитировал классическое «не нужно объяснять умыслом то, что можно объяснить глупостью» и, наверное, был прав: Матвей, обладающий грацией Гоздиллы, вполне мог сверзиться с края ванны.

Но почему он оттуда не выбрался?

Что искал он среди колючих стеблей и тугих бутонов?

Карасей?

Смысл жизни?

Затычку, чтобы выдернуть ее зубами?

Нет у меня ответов.

* * *

Кот Матвей боится людей, тараканов, мочалки, просыпавшейся муки, но больше всего – самолетов. Самый страшный звук, страшнее даже стрельбы фейерверков, – это гул летящих истребителей. Кот припадает к полу, в ногах его дрожь, в глазах ужас: он понимает, что это за ним. Праздник Девятое мая организован специально для истребления кота, вопрос лишь в том, каждого ли кота или одного конкретного.

Когда над домом раздается гул, кот Матвей кидается под диван, а малютка пудель радостно бежит за ним, стараясь ухватить за хвост. Пес не осознаёт трагедии. Ну, шумят… Самое время играть! Будь ты проклят, думает Матвей, убьют же обоих. И ползет на четвереньках под диван, и трясется, и в панике прижимается к дальней стене, надеясь, что она несущая.

Но когда страшные самолеты улетают, Матвей выбирается из-под дивана и вместо того, чтобы отхлестать пса по морде когтистой лапой, ложится рядом, прижимает к себе и нежно, ласково, бережно вылизывает дурака от макушки до хвоста. Пудель страдальчески косит глазом, но терпит.

Кот что-то мурлычет невнятно, бормочет себе под нос. Я думаю, вот что: «Ну и пусть ты дурак, пусть. Зато живой».

Ветеринар пришел сделать прививку пуделю, увидел Матвея, вздрогнул и перекрестился.

Впервые, говорит, вижу брюхоногого кота.

Я говорю: помилуйте, доктор, он всего-навсего дородный.

У него пузо, говорит, по полу волочится!

Я говорю: он просто бежит на полусогнутых.

И ряха, говорит, вдвое шире вашей!

Я говорю: у нас в роду все миниатюрные.

Ветеринар не слушает и требует весы.

Котик заполз на весы, весы тоже вздрогнули. Четырнадцать килограммов. Я пыталась возражать, что там одних усов грамм на пятьсот, но ветеринар недрогнувшей рукой вывел: ДИЕТА!

И вручил нам.

Вы когда-нибудь сажали животное на диету? Кот ходит за мной четвертый день подряд и спрашивает: «Мама, ты зачем меня с такой жопой родила?» Ночью садится рядом. Открываешь глаза – над тобой нависает рыжее мурло. Смотрит. Такое чувство, будто ждет, когда я умру, чтобы мне лицо обглодать, пока тепленькое.

Раньше говорил много слов: мама, пруф, мыгр, птичка, ня. Теперь знает только «мясо» и «дай». Вчера приходил гость, кот обнюхал его и внезапно вцепился в икроножную мышцу. Когда оттаскивали, отбивался и сквозь стиснутые зубы кричал «дай мясо». На всякий случай ножи убрали подальше, гостей тоже пока не пускаем.

С вечера начинает плакать под холодильником. Вчера прислушалась – отчетливо разобрала «не для меня придёт весна». Бьет на жалость, сволочь.

Но мы держимся. Рыбу перестали покупать, колбасу прячем, понемногу переходим на вегетарианское меню, чтобы ему не было завидно.

Что самое обидное – кот от голода стремительно умнеет. Раньше я думала: господи, за что нам достался такой дурак, у него же череп изнутри выстлан мхом, по которому бегают солнечные зайчики. Теперь понимаю, что это было не проклятие, а благословение. Умный голодный кот нашел нычку печенья в детской, раскопал конфеты в моем собственном рюкзаке, добрался до помойного ведра и обглодал куриные кости, а из одной, по-моему, сделал заточку. На этом нервном фоне все худеют, кроме кота, и я со страхом думаю, что диета не сработает и придется все-таки добавлять кардио и тренировки на пресс.

Собака моей мамы, Дульсинея, лишь называется собакой, а по сути, конечно, нежный цветок в обличье мелкого зверька. И название у ее породы цветочное: китайская хохлатая. Быть бы Дульсинее хризантемой, цвести бы до поздней осени, наполняя воздух тонким печальным ароматом; распускаться бы в пруду лилией с сахарными лепестками или мягко слетать с отцветающей яблони в траву. Но создатель решил иначе, и на свет вместо лилии появилась собачка.

При первом взгляде на нее кажется, что она питается нектаром.

При втором – что из ее лопаток прорезаются крылышки.

При третьем хочется сделать книксен.

Дульсинея прекрасна и нежна, изящна и женственна. Рядом с ней пудель Патрик выглядит вахлаком, по недоразумению допущенным в высшее общество. Патрик курчав и весел. Дульсинея шелковиста и задумчива. Он мчится по лужам напрямик, она брезгливо обходит каждый след, в котором скопилась дождевая вода. Пока пудель дрыхнет на истерзанной подстилке, хранящей следы его молочных зубов, Дульсинея почивает на подушке, где вполне могла бы быть вышита ее монограмма.

Словом, это утонченное существо, с легкой грустью взирающее на наш несовершенный мир. Леди – от челки до кончика хвоста.

Но лишь до тех пор, пока ей не встречается крыса.

И тогда Дульсинея забывает обо всем. Происхождение, привычки, аристократизм и вышитая подушка – все отринуто, втоптано в грязь. С криком «сдохни, тварь!» Дульсинея несется, не разбирая дороги. Зубы ее оскалены, глаза выпучены, из пасти вырывается глухое рычание, не обещающее крысе ничего хорошего. Вместо утонченной леди – озлобленная портовая девка. Взамен цветочного ангела – яростный убийца.

Если жертве повезет забраться в нору, Дульсинея ввинчивается в нее все с тем же остервенелым рыком. На крысиное счастье, Дульсинея довольно высокая собачка. Китайские хохлатые плохо приспособлены к ввинчиванию. В них отсутствует необходимая юркость; их ноги аристократически длинны, а тело недостаточно вытянуто. «Иди сюда, сволочь! – свирепо воет Дульсинея в нору, поняв, что враг недосягаем. – Сразись со мной!» Крыса в это время улепетывает куда подальше. Понятия чести ей неведомы.