Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста. Он предлагает вам лучшее из возможного - Владимир Кузнечевский

С момента отречения от престола Николая II русское офицерство, выступившее против власти большевиков, уже не имело никаких шансов на победу в Гражданской войне: у них не осталось ни идеи, ни знамени, ни вождя. Белая армия была обречена, а с нею вместе и историческая Россия.

К сожалению, большевики политику последнего российского царя по вытеснению из политической и государственной жизни страны способных к управлению людей не только продолжили, но усугубили. Более того, подвели под эту политику даже соответствующую теоретическую базу, которую Ленин обнаружил в учении марксизма.

Вокруг фразы, вынесенной в заголовок параграфа, у нас начиная с 1989 года сломано много копий. В 2001 году в своей книге «Советская цивилизация» С. Г. Кара-Мурза писал: «Редкий демократический политик или журналист не помянул Ленина, который якобы заявил, что управлять государством должна простая кухарка. Возникла даже привычная метафора «ленинской кухарки». В действительности В. И. Ленин писал в известной работе «Удержат ли большевики государственную власть» следующее: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством. Но мы требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы дело обучения государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, то есть чтобы к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту» (ВИЛ. ПСС. Т. 34. С. 315).

Таким образом, утверждает Кара-Мурза, Ленин говорит совершенно противоположное тому, что ему приписывала буквально вся демократическая пресса – при поддакивании почти всей интеллигенции. Более того, пишет он, у Ленина и речи нет о том, что кухарка должна управлять государством.

С. Г. Кара-Мурза, к сожалению, не обратил внимания на слова Ленина о том, что обучать чиновников государственному управлению должны сознательные рабочие, солдаты и беднота, то есть те самые «любой чернорабочий и любая кухарка». А они, как мы это увидим ниже, якобы умеют это делать не в силу образования и умения, а в силу классового инстинкта.

Откуда у Ленина возникли такие мысли?

Задолго до Октябрьского переворота 17-го года большевики идеологически и теоретически готовились к тому, чтобы после своего прихода к власти сформировать совершенно новый управленческий слой из беднейших слоев общества в городе и в деревне. Их совершенно не волновало при этом, что тем самым они собираются новое, послереволюционное, общество лишить мыслящего потенциала нации. А опирались они при этом на марксистскую политическую теорию, которую Ленин охарактеризовал кратко, но емко: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно».

Маркс же, как известно, учил, что «всякая революция низвергает старую власть»[73], со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разъяснил эти последствия второй основоположник «всесильного учения» – Ф. Энгельс, уточнив: старая власть – это богатые, новая же власть должна состоять исключительно из бедных. Поэтому коммунистическая революция – это открытая «война бедных против богатых»[74].

В среде европейских революционеров не все это понимали. Поэтому в «Принципах коммунизма» (1847), произведении, которое легло в основу «Манифеста Коммунистической партии» (1848) Энгельс строго отчитывал «демократических социалистов» за то, что те выступают за «уничтожение нищеты и устранение бедствий нынешнего общества», в то время как бороться надо, учил он, «против богатых». Если вы этого еще не поняли, пенял им друг и идейный соратник Маркса, значит, вы являетесь «либо пролетариями, которые еще недостаточно уяснили себе условия освобождения своего класса, либо представителями мелкой буржуазии»[75].

Справедливости ради следует уточнить, что трезвые головы в рабочем движении находились и тогда. И они вслух недоумевали: каким же образом бедные, прогнав богатых, которые в подавляющей своей части, одновременно с этим, являются еще и образованными и имеют опыт управления делами общества, смогут справиться со свалившимися на них проблемами управления? Ведь ни соответствующего образования, ни опыта у низших социальных слоев общества нет!

Энгельс сердился на непонятливых (О. Бенигка, А. Бебеля, др.) и отвечал: смогут, управляют же рабочие своими потребительскими товариществами «так же хорошо и гораздо более честно, чем буржуазные акционерные общества»[76]. Разнокачественность уровней управления (небольшим добровольным товариществом и государством) в расчет, конечно, не принималась.

До конца своей жизни основоположники марксизма убеждали своих последователей, что для того, чтобы «строить» общество по сконструированным ими для рабочего класса чертежам, ни ума, ни специальных знаний и не надо. В их видении как-то вообще не сопрягались понятия «социализм» и «интеллигенция». Более того, к этой последней они всю жизнь испытывали стойкое недоверие, подозрение и даже презрение.

В переписке с упомянутыми выше руководителями немецкой социал-демократии в последние годы своей жизни Энгельс объяснял, что для строительства нового общества вполне достаточно простого классового инстинкта пролетариата.

Самое большое препятствие, считал он, заключается не в обобществлении крупного производства («здесь не будет совершенно никаких трудностей»), а в наличии «мелких крестьян и тех назойливых, сверхумных образованных, которые тем больше делают вид, что все знают, чем меньше они смыслят в данном деле». Именно «образованные», считал Энгельс, должны еще многому «учиться у рабочих», а не наоборот. Предлагал он и рецепты относительно того, как устранить указанное им препятствие.

Что касается техников, агрономов, инженеров, архитекторов, школьных учителей и т. п., без которых коммунистической партии, когда она придет к власти, на первых порах не обойтись, то «на худой конец, – писал он, – мы можем купить их для себя». А если среди них все же окажутся предатели, что, конечно, будет наверняка, то они «будут наказаны как следует в назидание другим. и поймут, что в их же интересах не обкрадывать нас больше». Гуманитарная же интеллигенция, учил вождь, коммунистической партии не просто не нужна, она вредна для пролетарского дела. «Мы прекрасно можем обойтись без остальных «образованных», – писал он, – и, к примеру, нынешний сильный наплыв в партию литераторов и студентов сопряжен со всяческим вредом, если только не держать этих господ в должных рамках»[77].

Энгельсу возражали. Так, Август Бебель, один из основателей и вождей германской социал-демократии, токарь по профессии, который много занимался самообразованием, роль и значение интеллигенции оценивал высоко. В 1891 году он с нескрываемым удовлетворением сообщал Энгельсу, что идеологическая работа с интеллигенцией приносит свои плоды: представители этой социальной группы стали все чаще вступать в партию.