Оракул - Кэтрин Фишер

Спокойно! Ему уже доводилось переживать песчаные бури. Правда, он видел их из Города, сидя в надежном убежище. Даже в Порту были улицы, вдоль которых можно было пробираться, знакомые дома и стены. А здесь, в пустыне, не было ничего. Ему казалось, что ревущий вихрь из раскаленного воздуха и песка уносит его прочь из этого мира, и он падает в бездонную пропасть, все глубже и глубже.

Как будто Бог забрал весь мир себе.

Орфет схватил его за руку:

— Сюда!

Темнота. Скала: высокая и надежная. Они укрылись под ней, и буря, словно в отместку за нежданное спасение, швырнула Сетису в глаза последнюю горсть песка, болезненную и обжигающую; потом каким-то чудом он сумел вздохнуть, набрать полную грудь воздуха. Здесь можно было дышать!

— Переждем здесь. — Голос Орфета звучал необыкновенно гулко. Сетис протер обожженные глаза и понял, что лежит под нависающим выступом скалы.

Все еще задыхаясь, он встал на колени. Кожа стала серой от налипшего песка. Песок был везде — в одежде, в обуви, во рту, в ушах. Он размотал шарф, и с него рекой посыпался песок; отряхнул руками лицо и почувствовал его сухость в мелких трещинах и морщинках на коже, почесал голову, и под ногти тотчас же забились жесткие колючие кристаллы. Наверняка Орфет тоже покрыт песком с ног до головы.

Музыкант забился в уголок, сел, тяжело дыша, и стал глядеть на разверзшийся снаружи ревущий ад. Потом протянул своему спутнику флягу.

— Выпей. Надо!

Сетис послушно взял флягу и отхлебнул глоток. Вино приятно согрело его. Он вернул флягу музыканту.

— Надолго мы тут застряли?

— Ты у нас ученый. Разве нет никаких записей? Статистики бурь? Сложных многовековых наблюдений? — Орфет усмехнулся и присосался к фляге.

Есть, наверно, с горечью подумал. Сетис.

— Надо подождать...

— Ничего другого не остается. Разве что поесть не помешало бы.

У них были оливки, сыр и хлеб. Орфет жевал, чавкая. Песок облепил пищу; Сетис в раздражении стряхивал его. Потом заговорил о том, что мучило его больше всего.

— Как мы узнаем его? Этого мальчика. В Алектро полным-полно мальчишек. И как заставим родителей отпустить его?

— Скажем им, вот и все. — Орфет жадно проглотил кусок сыра. — Для них это будет большая честь. Глупцы!

— Это может оказаться нелегко.

— Доверься Богу, чернильная душа. У меня есть план. Сколько у нас осталось денег?

Сетис вытащил из-под плаща кошелек и раскрыл его.

— Шестьдесят... семьдесят...

Могучая рука Орфета выхватила кошелек; не успел Сетис и рта раскрыть, как все его содержимое было высыпано на песок.

— Не дергайся — думаешь, я собираюсь тебя обокрасть? Просто нам придется кое-кого подмазать.

И тут Орфет замолчал.

Его пальцы небрежно откинули монетки и выудили из песка маленького красного скорпиона.

Некоторое время он изумленно рассматривал свою находку. Потом перевел взгляд на Сетиса:

— Да-а-а... Пожалуй, я недооценил тебя, бумагомарака.

Сетис попытался взять себя в руки.

— Я его нашел, — тихо произнес он.

— Конечно. А я — танцовщица из Спалиса.

— Это правда. — Сетис попытался выхватить скорпиона, но толстые пальцы Орфета крепко держали вещицу.

— Где?

— Внизу, под залом, где работают писцы. Наверно, его кто-нибудь забыл. Много лет назад...

— А ты, значит, взял...

Сетис молчал.

— Собирался продать его? Каким образом?

— Я знаю нужных людей.

Маленькие глазки Орфета вспыхнули.

— Знаешь, значит? Кого, например? Что за лживую игру ты ведешь, писец ?

— Дай сюда, — в гневе воскликнул Сетис.

— Он принадлежит Богу.

— Сказано тебе, я его нашел...

— Ты что, не понимаешь? Он тебе его послал! — От волнения у Орфета перехватило голос; как одержимый он вертел скорпиона в руках.

— Послушай, бумагомарака, Бог не зря посылает свои знаки — у него на это есть веские причины, и эта красивая вещица явно... — Он дернулся, вскрикнул, выронил безделушку. — Он живой!

Сетис разинул рот.

— Что?!

— Он шевельнулся! У меня в пальцах. Пополз.

Скорпион лежал на земле. Снаружи выла буря, песок медленно заносил рубиновое тельце. Сетис осторожно наклонился и поднял скорпиона.

На него внимательно глядели маленькие золотые глаза.

Он поспешно сунул скорпиона в кошелек, засыпал сверху горячими монетами и затянул шнурок. Когда он поднял глаза, музыкант прошептал:

— Эта вещица священная. Надо было рассказать о ней девчонке. Это могло бы все изменить.

Буря стихала. Ее рев слабел, сменялся жалобным плачем. Летящий песок обжигал уже не так сильно. Сетис пожал плечами.

— Расскажу, когда вернемся.

Орфет пододвинулся ближе.

— Какие еще секреты ты от нас таишь? Собираешься предать нас Аргелину?

— Нет, конечно!

— Хорошо. — Глаза толстяка были суровы. — Если бы я так считал, то своими руками придушил бы тебя и бросил в пустыне. — Толстые пальцы ухватили Сетиса за тунику, притянули ближе. — Может, оставить тебя здесь? Здесь тебя никто не найдет...

Рука Сетиса метнулась к ножу.

— Попробуй, если сможешь, — прошипел он. И тут он увидел женщину. Охнув от страха, он оттолкнул Орфета; музыкант обернулся и остолбенел.

Не было больше ни обрыва, ни нависшей скалы. В небе над ними по-прежнему бушевала буря; но завеса песка съежилась, отступила. Они сидели среди развалин огромного храма. Высокие обрушенные колонны были так изъедены песком, что стали практически неотличимы от диких скал. Пустыня давно пожрала крышу, погребла под собой мраморный пол. Лики Бога, Царицы Дождя и других божеств, которым был посвящен храм, едва виднелись сквозь колючие побеги плюща, оплетающего высокие, некогда гордые стены.

Красивая и вероломная, Царица Дождя улыбалась им с разрисованной стены, маска у нее на лице сверкала золотом, голубая туника блестела и трепетала, словно по ней струилась вода. Сетис оттолкнул музыканта, подошел к стене и действительно ощутил под распростертыми пальцами прохладную, липкую влагу, сочащуюся из камня.

Под широко раскинутыми руками Царицы темнели два дверных проема, и сквозь них Сетис разглядел горстку жалких хижин, рассыпавшихся среди развалин храма. Буря утихла; на улицу вышли две облезлых курицы и принялись копаться в пыли, хлопнула дверь, заплакал ребенок. Воняли амбары, гудели мухи над рыночной площадью, гнилым зубом из желтых барханов песка выступал полузасыпанный колодец.