Тысяча благодарностей, Дживс! - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
– Он вечно носится с нелепыми идеями. Он у нас такой, с заскоками. «Движется таинственно и чудеса творит»[25]. Но безусловно, ему не следовало мешать вашей работе над речью. Хорошо она у вас получилась?
– Я довольна.
– За вас остается только порадоваться. Вы, наверно, ждете не дождетесь начала дебатов?
– Да, жду с нетерпением. Я горячая сторонница их проведения. Все упрощается, когда два кандидата публично встречаются лицом к лицу, и избиратели получают возможность сравнить их платформы. Конечно, при условии что соперники будут скрещивать шпаги в рамках парламентской этики. Но сейчас я должна вернуться к своей работе.
– Минуточку. – Без сомнения, слово «скрещивать» навело прародительницу на мысль. – Вы, случайно, не решаете кроссворды в «Обсервер»?
– Решаю. В воскресенье за завтраком.
– Но не все отгадываете?
– Да нет, все.
– Каждое слово?
– До сих пор проблем не возникало. По-моему, там все до смешного просто.
– Тогда что значит вся эта абракадабра насчет вымеренного шествия святого вокруг жилища с пристройкой?
– А, это я сразу догадалась. Ответ, конечно, педометр. Шаги меряют педометром. Посередине «дом», то есть жилище, плюс пристройка «е» и «Петр», имя святого, вокруг. Элементарно.
– Да, действительно просто. Спасибо вам. Вы сняли груз с моей души, – сказала тетя Далия, и они мирно расстались – исход, которого трудно было ожидать, зная мамашу Мак-Коркадейл.
После того как я снова примкнул к человеческому стаду в лице сестры моего покойного отца, мне некоторое время не удавалось вставить ни словечка: старая прародительница без умолку костерила составителя кроссворда в «Обсервер», поминая недобрым словом дома и педометры. Выговорившись на эту тему, она с грустью принялась воздавать дань уму Мак-Коркадейл и заявила, что, по ее мнению, в борьбе с такой соперницей у Медяка меньше шансов удержаться, чем у парика на сильном ветру. Хотя теперь, добавила она с большей долей оптимизма, когда клубная книга уже не представляет опасности, он может выехать за счет речистости Спода.
Все это время я безуспешно пытался прорваться к ее слуху со своей репликой, смысл которой заключался в том, что нет резона выезжать, когда тебя уже обскакали, но только с третьего раза мне удалось добиться внимания тетушки.
– Дело – труба, – попробовал я выразиться иначе. Казалось, она была удивлена, как будто эта мысль раньше не приходила ей в голову.
– Труба?
– Разве нет?
– С чего ты взял? Ты же слышал, она сказала, что собирается победить в честной борьбе, поэтому отвергла потуги искусителя и вышвырнула его поганой метлой, а быть вышвырнутым подобным образом вдвойне неприятно. Бингли раздавлен.
– Он еще внесет свою лепту.
– Детский лепет.
– Не «лепет», а «лепту», что совсем не одно и то же. Думаю, Бингли оправится после нанесенного ему сокрушительного поражения. Что, если он продаст клубную книгу со всей заложенной в ней взрывчаткой «Маркет-снодсберийскому Аргусу»?
Я имел в виду влиятельную газету, которая из кожи вон лезет, чтобы очернить консерваторов, и охотится за жареными фактами, заставляя людей консервативных взглядов чувствовать себя как под микроскопом. Если бы она взялась публиковать в каждом номере подробности о прошлом Медяка, то, безусловно, устроила бы его кандидатуре кислородное голодание.
Я недвусмысленным образом заявил об этом ближайшей родственнице. Я бы добавил, что, может быть, теперь с ее лица все же сойдет наконец глупая улыбка, но в этом не было нужды. Она сразу оценила правоту моих слов, и у нее вырвалось смачное охотничье ругательство. Она вытаращилась на меня в неприкрытом смятении, словно по неосторожности надкусила протухшую устрицу.
– Мне это раньше и в голову не приходило!
– Так задумайтесь сейчас.
– Репортерские ищейки ни перед чем не остановятся.
– Они обнаглели просто до небес.
– Ты, кажется, говорил, что Медяк сидел в тюрьме?
– Я говорил, что его всегда заметали во время межуниверситетских гребных гонок. И разумеется, в вечер регби.
– Что это еще за вечер регби?
– Традиционная встреча регбийных команд Оксфордского и Кембриджского университетов. Многие повесы приходят тогда в еще больший раж, чем в праздник гребных гонок. В том числе и Медяк.
– Он действительно попадал в тюрьму?
– Неизменно. Благодаря стойкой привычке срывать каски с полицейских. Наутро, после уплаты штрафа, его выпускали, но ночь он определенно проводил на нарах.
Без сомнения, мне удалось убедить тетю Далию, что положение нешуточное. Она взвизгнула, словно такса, которой наступили на лапу, и ее румянец приобрел сизый оттенок, как всегда в минуты сильного волнения.
– Пиши пропало!
– Согласен, положение серьезное.
– Серьезное?! Да стоит только пройти слуху о таких шалостях Медяка, и от него отвернутся все избиратели. Медяку крышка.
– А вы не думаете, что они могут простить его, потому что тогда в нем бурлила молодая кровь?
– Исключено. Плевать они хотели на его кровь. Ты не знаешь здешний народ. В основном это нонконформисты, придерживающиеся моральных заповедей, которые отпугнули бы своей суровостью самого Торквемаду.
– Торквемаду?
– Такой испанский инквизитор.
– А, тот Торквемада.
– А сколько, ты думаешь, их всего было?
Я согласился, что это действительно редкая фамилия, и она продолжила:
– Мы должны действовать!
– Как?
– Вернее, действовать должен ты. Ты должен пойти к этому человеку и уговорить его.
Я хмыкнул. Я сомневался, что на такого корыстолюбивого человека, как Бингли, могут подействовать уговоры.
– Что я ему скажу?
– Ты найдешь что сказать.
– Найду?
– Взывай к его лучшим чувствам.
– У него их нет.
– Не упрямься, Берти. Что за дурацкая привычка всегда спорить. Ты ведь хочешь помочь Медяку?
– О чем разговор.
– Вот и славно.
Если уж тетушка приняла какое-то решение, обжалованию оно не подлежит. Я направился к выходу. По дороге мне пришла в голову мысль. Я сказал:
– А как же Дживс?
– Что с ним?
– Мы должны по мере сил щадить его чувства. Я неоднократно предупреждал его, что клубная книга начинена взрывчаткой и должна быть уничтожена. Что, если она попадет не в те руки, спросил я, и он ответил, что этого не может произойти. И теперь она как раз попала в совершенно не те руки. У меня не хватит духу сказать Дживсу: «Я же говорил вам» – и смотреть потом, как он корчится от стыда и смущения. Дело в том, что до сих пор Дживс ни разу не ошибался. Известие о том, что он наконец дал промах, принесет ему ужасные страдания. Не удивлюсь, если он даже упадет в обморок. Я не могу показываться ему на глаза. Скажите ему сами.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!