Большой куш нищей герцогини - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Утром я вышла на кухню, ткнула пальцем в кнопку на кофемашине и юркнула под стол. За мной кинулись Фира и Муся. Я обняла мопсих.
– У вас, оказывается, прекрасная память.
Раздалось шипение, бульканье, потом голос Краузе:
– Кофеек!
Я высунулась из-под скатерти.
– Это мой!
Роза Леопольдовна уронила чашку и обернулась.
– Фу! Как вы меня напугали!
Я вылезла из укрытия.
– Простите, не хотела. Включила машину и на всякий случай спряталась. Вдруг опять взорвется.
Краузе взяла тряпку и начала вытирать пол.
– У нас все работает. И рулонка туда-сюда двигается. Ее Алексей повесил. А Какуан Какуанович починил агрегат.
– Просто отлично, – сказала я и взяла мигающий телефон.
– Что поделываешь? – осведомился Костин.
– А что я должна поделывать? – спросила я.
Раздался шорох, шепот: «Лучше я сам объясню», и в трубке раздался голос Захара:
– Привет.
– Доброе утро, – поздоровалась я.
– Вчера я долго не спал, думал, – заявил Рамкин.
– Хорошее дело, – раздался вдали баритон Костина, – голова должна соображать, она не только для еды предназначена.
– Бессонница напала, – продолжал компьютерщик, – и пришла мне в голову одна мысль. Полез я в интернет, стал изучать историю села Муркино. Накопал гору информации. Ты меня слушаешь?
– Очень внимательно, – заверила я.
– А почему ты молчишь? – удивился Рамкин.
– Потому что слушаю, – пояснила я.
– Обычно ты сразу спорить начинаешь, – укорил меня Захар.
Из трубки донесся треск, и я опять услышала Костина:
– Приезжай в офис.
– Уже выхожу, – пообещала я, – через пять минут.
– «Пять минут подожди, только глаза накрашу», – фыркнул Вовка, – ох уж эти женские «пять минут».
– Лампа не женщина, – заявил Рамкин, – она скоро примчится.
В глубочайшем недоумении я оделась, села в машину, без приключений выехала на проспект, и тут раздался звонок абонента, которого не было в моих контактах.
– Лампа, Стеклов беспокоит.
– Доброе утро, – ответила я.
– Прошу тебя! – продолжал Григорий. – Проследи, чтобы Вульф пришел на прием, и сама не проигнорируй вручение премии. Хочу хоть немного порадовать Макса. У нас с ним порой случались недоразумения. Твой муж получит Гран-при. Если вы не появитесь, весь праздник пойдет насмарку. Кха-кха! Уж не подведите!
– Обязательно приедем, – пообещала я.
– Очень надеюсь на это, – прокашлял Гриша.
– Ты простудился? – спросила я.
– Погода гнилая, – пожаловался Стеклов, – вроде весна уже, а по ощущениям хуже февраля. Я вас очень жду. Кстати! К статуэтке прилагается конверт. Озаботься забрать его у Вульфа. Ха-ха.
Через полчаса я добралась до офиса и спросила у Захара:
– Почему это я не женщина?
Рамкин оторвался от ноутбука.
– Не понял.
– Ты сказал Володе: «Лампа не женщина, она скоро примчится», – напомнила я.
– А-а-а, – протянул Захар, – ну… я имел в виду… что ты не красишься, на голове у тебя всегда причесон под названием «фейерверк в норе у ежиков». Одежда не гламурная, вместо шубы полупердончик из чебурашки.
Я посмотрела на Костина.
– Попроси его рассказать о деле, отложив обсуждение моей внешности.
– Ты сама спросила: «Почему я не женщина?», – стал оправдываться Рамкин, – я всего-то честно ответил.
– Захар, если человек при тебе скажет: «Ну и дурак же я», не стоит подтверждать: «Конечно, ты абсолютно прав», – отрезала я и села за стол.
– Во! – изумился парень. – Разве я произносил слово «дура»?
Костин поморщился.
– Рассказывай, что нашел.
Захар ткнул пальцем в клавиатуру. Экран на стене засветился.
– Перед вами картина крепостного художника Петра Фокина.
– На раме табличка «Село Муркино», – прочитал Костин, – «Возвращение Емельяна Радова из похода». И что?
– Дайте объяснить, – буркнул Захар, – давным-давно жил дворянин Емельян Федосеевич Радов. Он торговал всякой всячиной, денег много заработал. Был, похоже, грамотным и не дураком. Ему пришла в голову идея привезти из Индии товар, которого в России нет. Ну и поплыл он на корабле.
Я подняла руку.
– Вопрос можно? Захар, ты случайно Радова с Афанасием Никитиным не перепутал?
– Нет, – ответил Рамкин, – тот в тысяча четыреста шестьдесят восьмом году спустился по Волге из Твери в Астрахань, пересек Каспийское море, проехал Персию и через океан достиг Индии, где прожил три года. Домой он вернулся в тысяча четыреста семьдесят втором году. И спустя несколько лет написал книгу «Хождение за три моря». Это первое произведение русской литературы о путешествии, которое имело не религиозные, а торговые цели. Радов же двинул по стопам Никитина через несколько столетий. Он тоже вел дневник, куда методично записывал свои впечатления. В Россию Емельян привез ткани, драгоценные камни, всякое разное, открыл лавку. Похоже, дело у него успешно пошло.
– Я не знаток истории, – пробормотал Костин, – но разве дворянам разрешалось торговать?
– Манифест от первого января тысяча восемьсот седьмого года разрешил дворянам записываться в две первые купеческие гильдии, – объяснил Захар, – а с тысяча восемьсот двадцать седьмого года аристократы могли и в третью вступать. Эти законы позволили представителям дворянских, но нищих родов заниматься, как мы теперь говорим, бизнесом. Как следствие в России резко уменьшилось число дворян, которые жили в долг или попросту голодали. Радов как раз из таких князей-оборванцев. Ему досталась от отца деревня Зябликово.
– Молодой человек, похоже, вы тщательно проштудировали мой труд, – произнес густой бас.
– А вот и Емельян Федосеевич Радов, – обрадовался Рамкин. – Я его нашел и пригласил к нам.
Я повернулась к двери, увидела бородатого мужчину в косоворотке, брюках-галифе, сапогах и от неожиданности выпалила:
– Емельян Федосеевич Радов? Вы до сих пор живы и прекрасно выглядите?
Захар ехидно захихикал, а Костин пробурчал:
– Рамкин, теперь ты понимаешь, что Лампа, несмотря на негламурную одежду, является настоящей женщиной?
– Душа моя, я Радов Емельян Федосеевич, но не тот Емельян Федосеевич, который поплыл в Индию и вследствие ошибки капитана попал в какую-то другую страну. Название того государства мне неведомо.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!