До последнего солдата - Богдан Сушинский

— Немцы хоронят своих. Работы у них нынче многовато. Однако дело святое, пусть прощаются. Может, и нас на поминки пригласят…

— Ты что… бредишь? — встревоженно перебил его Урченин. — Болен, ранен?

— Ни то ни другое, отвечаю на вопрос.

— Тогда отвечай по-человечески. Я ведь серьезно спрашиваю: что там? Где немцы? Где сейчас находитесь лично вы? — перешел майор на официальный тон.

— Все каменореченское плато пока в наших руках. Посты выставлены. Основные силы — в районе хуторка. Немцы действительно подбирают своих.

— Много их там? Имею в виду, живых.

— Живых — до полуроты. Похоронят и пойдут догонять свой полк. Основные события развернутся, очевидно, к вечеру. Когда фрицы обнаружат, что на полуостровке нет ихнего гарнизона.

— Что значит: «похоронят и пойдут»? Черный юмор у тебя, капитан.

— Мы тут прихватили в плен ротного, гауптмана. Ну, потолковали на баварском диалекте. Мы ему — жизнь, он нам — несколько часов передышки.

— Слушай, капитан, что ты там Ваньку валяешь?! С немцем… На баварском диалекте… Кто это с ним так поговорил — «на баварском диалекте»?

— Я и поговорил, капитан Беркут, — решил Андрей, что лучше уж самому доложить начальству, все равно ведь донесут. — Подробности моего появления здесь — у генерала Мезенцева.

— Да в курсе, в курсе!… Дело не в диалекте, а в переговорах с фашистским офицером, — раздраженно уточнил майор. И, немного помолчав, тихо произнес: — Будем считать, что об этих переговорах я не знаю. Ты не докладывал, я — не слышал. Понял, капитан?

— Так точно.

— И впредь, чтобы… Кстати, о тебе уже по рации справлялись. От имени Украинского штаба партизанского движения. При этом немного рассказали о твоих похождениях. Честно говоря, я не всему поверил. Но теперь вижу, что…

— Почему не было связи с вами, товарищ майор? — перебил его Беркут, не желая выслушивать мнение начальника разведки о своих похождениях. — Передислоцировались, что ли?

— Отогнали нас на два километра. Но сейчас противник остановлен. Кабель, как сам понимаешь, он пока не обнаружил, связисты постарались.

— Просьба есть: не завтра — так послезавтра река покроется льдом. Нужно будет время от времени вздалбывать его в районе Каменоречья. Артиллерией или авиацией. Это обеспечит нам тылы. Базироваться будем в каменоломнях плато, и на самой косе. Там тоже небольшая штольня. Все остальное пространство плато можете обрабатывать с земли и воздуха.

— Понятно, капитан, понятно. Сколько у тебя людей?

— В строю семьдесят три. Несколько человек прорвалось к нам из окружения… К вечеру попытаемся устроить «проверку документов» на шоссе.

— Открытым текстом говоришь? Впрочем… Проверка — это необязательно. Ваша задача…

— Задачу я знаю.

— Но если все же пойдешь, — а в этом деле, как сообщили из Центра, ты большой спец, — любые документы, карты — все в трофеи. И немедленно сообщать. Связь постараемся удерживать.

— Для поднятия духа бойцов это очень важно.

— Да, из Москвы просили вырвать тебя из этого котла и переправить в распоряжение Украинского штаба партизанского штаба. Я, конечно, объяснил ситуацию. Но у них там свои представления о том, что здесь происходит. «Любой ценой вырвать!». Поэтому обязан предложить: оставляй гарнизон плато на любого офицера, какой окажется у тебя под рукой, и можешь переходить линию фронта. Не тебя учить, как это делается. Есть там у тебя офицер?

— Есть. Лейтенант Глодов.

— Глодов? Понятия не имею, кто таков. Но это неважно. Передавай командование и…

— Исключено.

— Что значит «исключено»?

— Останусь здесь, пока не выполню приказ комдива.

— Комдив будет в курсе. Можешь считать, что это и есть его новый приказ.

Беркут недовольно покряхтел и вопросительно взглянул на вновь вытянувшегося в струнку ефрейтора-связиста.

— Не могу я оставить здесь этих людей. Они нащипаны из разных частей, и незнакомого лейтенанта вряд ли признают. Да и не продержатся они тут без меня и суток. Обычные окопники. Ни у кого нет опыта партизанской войны, боев в окружении. Словом, остаюсь я.

— Ну… смотри, — замялся теперь уже майор. — Мое дело передать требование штаба. На твоем месте, я бы тоже вряд ли оставил там солдат, — произнес Урченин таким тоном, словно хотел оправдаться за свою настойчивость. — Да и нам повезло, что ты там оказался. Просьбы есть?

— Есть. Не засиживайтесь на теперешних позициях до весны. Прорывайтесь к реке.

— Понято, поня…

В это мгновение трубка вновь замерла. Беркут вопросительно посмотрел на телефониста. Несколько минут тот усердно крутил ручкой, хотя по тому, как она шла, сразу же можно было определить, что на линии обрыв.

— Уже сполняю. Но обрыв на том берегу. Нет, я, конечно, пройду до реки. Но в реке у нас тоже надежно, вся линия на грузилах. Обрыв на том берегу, — засуетился телефонист, — это я вам точно говорю.

— Все равно проверить. Кабель тщательно замаскировать. Аппарат — в каменоломню. Сколько у тебя аппаратов?

— Три взводных. Да артиллеристы один подарили.

— Соедини наш подземный КП с той штольней, что на краю косы. Последние часы, наверное, будем держаться именно там. Два других аппарата — на связь между КП и постами на дальних выходах из каменоломень. Сержант Сябрух проведет.

— Уже сполняю.

Кроме той комнатушки, которую облюбовал капитан, в доме было еще две — занимаемых хозяином и светловолосым парнишкой, на вид лет шестнадцати. И старика, и парнишку Андрей видел только мельком. Дед встретил его на пороге и с первого взгляда установил, что «командиру-офицеру надо отоспаться, потому что, как с креста снятый» (при этом старик говорил о нем в третьем лице, словно самого «командира-офицера» рядом с ним не было), и толкнул первую в тесном коридоре дверь.

— Вот здесь. Тепло и заупокойно.

— Главное, что «заупокойно», — согласился Беркут, очень уж кстати пришлось это словцо, смысл которого старик истолковывал, очевидно, по-своему.

— Однако остальное войско пусть пока побудет в других хатах и сараях. У меня должен квартировать только командир-офицер.

— Вот он и квартирует, — сонно уведомил его капитан.

Кровати в комнате не было. Ее заменял низкий, застеленный серым одеялом лежак.

Андрей механически стащил сапоги, расстегнул портупею и, засунув пистолет под подушку, тотчас же, не дождавшись ухода старика, уснул. Последнее, что он запомнил — от выглядывавшего из-под одеяла кончика подушки повеяло знакомым ему немецким солдатским одеколоном и почему-то женскими волосами.

Впрочем, Андрей решил, что запах женских волос — это ему уже во сне. На том первое знакомство с хозяевами мрачного, сложенного из мощного камня-дикаря (а не из песчаника, как остальные дома на хуторе) пристанища и закончилось. Однако выдалось оно не последним.