Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - Виктор Ларионов

Естественно, что хронист критически настроен по отношению к противнику. Тем не менее данные эпизоды говорят о том, что русские также использовали метательные машины. Сведений о применении подобной техники русскими войсками в Ливонии до прихода крестоносцев у нас нет».

Мы не случайно затронули тему осадной техники.

«Подобная техника существовала на Руси, по-видимому, и раньше, но широкое ее распространение зафиксировано с середины XIII столетия. По-русски метательные машины именовались “пороками”. Первое упоминание об этой технике в русских летописях относится к 1204 году, когда западные крестоносцы напали на Константинополь». Раньше существовало мнение о подавляющем техническом превосходстве немцев в осадной технике в этот период времени.

«О том, что арбалеты обеспечивали военное преимущество крестоносцев, свидетельствует… Хроника Генриха Латвийского и Ливонская рифмованная хроника». Но такое положение просуществовало не долго.

«Преимущество крестоносцев в технике балтийские народы довольно быстро преодолели. Противники немцев скоро научились пользоваться метательными орудиями, привезенными завоевателями. Русские, по-видимому, уже были знакомы с метательной техникой». Одним из самых мощных и современных на тот период времени видов стрелкового вооружения были самострелы.

«Самострелы на Руси появляются и получают распространение во второй половине XII века, как, собственно, и в Европе. Первые упоминания самострелов содержаться в русских летописях при описании княжеских междоусобиц под 1159 и 1179 годами. Но упомянуто не в качестве оружия позиционной войны, каким мы видим его в немецких хрониках, а в качестве средства преследования и завязки боя. До середины следующего столетия самострельный лук или арбалет не получает на Руси достаточной популярности. Причина кроется в тактике русского войска, основой которой было конное сражение, в котором боевые качества арбалета уступают классическому луку, прежде всего по скорости стрельбы».

Небезынтересно сравнить и защитное вооружение воинов противостоящих сторон. Тем более что на данную тему существует ряд необоснованных мнений, закрепившихся в популярной литературе. Речь идет о том, что немецкая конница была значительно тяжелее русской.

«На Западе век кольчуги закончился около 1250 года и дальнейшее развитие шло по линии изобретения все более неуязвимой защиты… “Век кольчуги” примерно в то же время завершился и на Руси. В последней четверти XII века в русских летописях для обозначения боевой одежды появляется слово “доспех”, который в течение первой половины следующего столетия постепенно вытесняет прежнее “броня”, применимое к кольчуге… Как свидетельствуют и письменные и археологические источники, военное дело на Руси второй половины XII — первой половины XIII века не уступало тому, что мы видим в Европе и с чем пришлось столкнуться русским дружинам после появления немцев в Прибалтике». В целом мы можем утверждать, что вооружение русских дружинников и немецких рыцарей было сопоставимо как по своим боевым качествам, так и по весу в целом.

В этой связи историки давно задаются вопросом: каким образом при равном вооружении немцы смогли взять столь хорошо укрепленную крепость, каковой был Псков? Именно сдача Пскова сделала ситуацию на западной окраине Новгородской земли не просто критической, но поистине катастрофической. Инициатива ведения боевых действий полностью перешла к немцам. Над всей Новгородской землей нависла серьезнейшая угроза, каковой в истории этих земель до этого момента никогда не было.

«Обстоятельства сдачи Пскова допускают возможность двух толкований. Традиционным является представление о том, что город был сдан “посадником Твердилом”, которого А.И. Никитский и Е.В. Чешихин считали потомком или родственником новгородских посадников Иванка Дмитровича или Мирошки Нездиловича». В силу того что имя Твердила стало синонимом подлого предательства, необходимо остановиться на этом историческом персонаже подробнее. Был ли Твердило посадником псковским?

«…Нигде в источниках Твердило не назван посадником. Из недатированного акта — грамоты великого князя Александра и посадника Твердила смердам-рожитчанам — следует лишь то, что период правления этих государственных деятелей совпадал. Однако этот акт мог быть составлен и в 1327–1337 гг., когда псковским князем был бывший великий князь Александр Михайлович Тверской. Разгадка содержится в тексте Рифмованной хроники: “Мир был заключен тогда с русскими на таких условиях, что Герпольт, который был их князем, по своей доброй воле оставил замки и хорошие земли в руках братьев тевтонцев”. По вопросу о том, кто такой Герпольт, в науке были высказаны две точки зрения. В.Т. Пашуто вслед за некоторыми немецкими историками считал его наместником новгородского князя в Пскове Ярополком, позднее участвовавшим в битве под Раквере в 1269 г. Однако более предпочтительно видеть в Герпольте князя Ярослава Владимировича, участвовавшего в битве под Изборском на стороне немцев. Дело в том, что незадолго до своей кончины в 1245 г. Ярослав перешел в католическую веру и составил завещание о передаче своей “вотчины”, Псковской земли, дерптскому епископу. Велика была его роль в захвате Пскова в 1240 г. Использовав свои связи в среде псковского боярства, которое активно взаимодействовало с Дерптом и Ригой в ходе совместных походов против Литвы, Ярослав убедил псковичей в целесообразности сдачи города немцам. Псков, сданный 16 сентября 1240 г., попал под управление немецких фогтов. В Рифмованной хронике говорится, что Псков “оставил двух братьев рыцарей, которым поручили охранять землю, и небольшой отряд немцев”».

По мнению историка Ф.Г. Бунге, фогт руководил администрацией и контролировал правопорядок во вверенной ему округе, а также осуществлял «сбор властительских доходов с подданных». Естественно, что самоуправление в присоединенном Пскове осуществляли сами псковичи.

Вопрос о том, почему князь Александр не попытался отбить Псков у немцев уже осенью 1240 г., до сих пор остается нерешенным. Крупнейший специалист по данному периоду В. А. Кучкин считает, что дружина князя понесла большие потери в Невской битве, по этой причине князь и не мог организовать немедленного похода на Псков, на чем настаивали новгородцы. Однако нам известно, что потери в Невской битве у князя Александра были незначительными. В. А. Кучкин уверен, что конфликт князя Александра и новгородцев произошел как раз из-за нежелания князя идти на Псков немедленно. В действительности ссора князя Александра с Новгородом имела для последнего катастрофические последствия.

«Отъезд князя из Новгорода “на зиму” (в конце ноября — начале декабря 1240 г.) привел к началу крупномасштабного наступления немецких рыцарей на новгородские земли. 'Той же зимы приидоша Немце на Водь с Чюдью, и повоеваша и дань на них возложиша, а город учиниша в Копорьи в погосте”. Захват западных новгородских волостей был осуществлен до 13 апреля 1241 г. Именно этим днем датируется послание епископа Вин-Эзельского Генриха, где он пишет: “Земли Ватланд, Нуова, Ингрия и Карела…как ожидается, примут веру Христову и… уже заняты братьями, и ими построен замок с согласия многих в этих землях”».

Новгородцам не оставалось ничего иного, как идти на поклон к князю Александру. «Предложение новгородцев о возвращении князя Александра на княжение было благосклонно принято им, и в 1241 г. русские войска под его командованием берут штурмом возведенный в Водской волости замок Копорье. Наступление на Псков зимой 1241–1242 гг. осуществлялось силами суздальских дружин князей Александра и его брата Андрея и новгородского ополчения. Псков был освобожден “изгоном”, т.е. без штурма, после чего армия князя Александра вторглась в пределы Ливонии».