Лорд Галифакс: Святой Лис - Моргана Девлин

Общение с фермерами, которое он вел по долгу службы, ему было неприятно точно так же, как и общение со своими избирателями. Фермеры не понимали академический язык Вуда, когда он пытался объяснять какие-то инициативы правительства, в итоге ему приходилось прибегать к грубым метафорам вроде: «Если у вас овцы спариваются в ноябре, вы же не ждете ягнят на следующий день», на что он часто получал ответы в еще более грубой форме, как и куда кого следует спарить. Не складывались у Вуда и отношения с подчиненными. Он уже не заставлял их записывать себя к парикмахеру, но «держал себя с таким торжественным выражением лица, что коллеги нашли его несколько пугающим»168.

В Палате общин Вуд как министр выступал за увеличение плотности деревенского населения: «Мой идеал – форма сельского хозяйства, которая установит равновесие, а точнее, склонит баланс в пользу максимального заселения земель, которое будет возможно»169. Логика в этом была: в городах свирепствовала безработица, а работа на земле всегда найдется. Тем не менее рабочие не спешили покидать города, к тому же их положение постепенно улучшал новый министр здравоохранения Невилл Чемберлен, борющийся с трущобами, инспектирующий условия труда и т. д. Министр сельского хозяйства не мог гарантировать уже работающим на земле людям немедленного улучшения условий их жизни.

Ввиду этого Национальный союз фермеров регулярно обрушивался с критикой и на весь Кабинет, и на Эдварда Вуда в частности. Неизвестно, сколько бы продолжались мучения и британских аграриев, и их министра, если бы в октябре 1925 г. лорд Биркенхед не отвел после заседания Кабинета Вуда в сторону и не сказал, что есть предложение сделать его вице-королем Индии. «К счастью, я не должен был руководить сельским хозяйством очень долго, поскольку другие события окончили мои отношения с Палатой общин и повели меня совсем другим путем»170, – подводил итоги своей министерской деятельности граф Галифакс в мемуарах.

Предложение об Индии шло непосредственно от короля Георга V, но Вуд об этом не знал, и поэтому первой его реакцией был отказ. «Я сказал ему (Биркенхеду. – М. Д.), что в то время как, естественно, я чрезвычайно польщен выдвижением моей кандидатуры на этот пост, я чувствую, что личные и семейные причины достаточно сильны, чтобы оправдать меня в просьбе не нажимать с окончательным решением. Моему отцу было восемьдесят шесть лет, и вряд ли можно было ожидать, что он доживет до окончания моей пятилетней службы; три моих сына пока еще или только научились ходить, или ходили в школу, и я должен был практически оторвать себя от них на пять важных для их формирования лет. Я также добавил, что, вероятно, имеются и другие причины, чтобы сделать это всё невозможным, но он сказал мне, что это просто моя обязанность – отложить все частные причины. Я, конечно, должен был чувствовать себя связанным пересмотреть этот вопрос»171.

Вуда действительно заботили семейные проблемы. К тому же он не был уверен, что это предложение не отменят, как отменили предложение генерал-губернаторства ЮАС несколько лет назад. Против отъезда отца решительно выступала старшая и единственная дочь Эдварда Вуда Энни, которой на тот момент было 15 лет. В итоге Вуд ездил в Йоркшир поговорить со своим отцом. После обязательного совместного посещения церкви лорд Чарльз сказал ему: «Я думаю, ты должен поехать»172. Там же, в Йоркшире, он обнаружил письмо от 1868 г. к его деду, бывшему генерал-губернатору Индии, в котором говорилось, что один индийский астролог предсказал, что член его семьи («он намекнул на внука, еще не рожденного…») «будет однажды следовать за вами как за генерал-губернатором»173. Обойти такое предзнаменование одержимый мистикой Вуд просто не мог.

Хотя убеждал его лично и Стенли Болдуин, пригласивший их с Дороти в Чекерс174. Нельзя сказать, что у правительства не было другой кандидатуры на этот очень серьезный пост. Но Вуд подходил лучше всех остальных, ведь задача управления такой тяжелой колонией, как Индия, была сосредоточена не только на умственных способностях наместника. Вице-король должен был внешне являть собой олицетворение имперской власти. Он должен был устрашать, наводить на туземцев шок и трепет. У Вуда для этого были все задатки: огромный рост, высокомерные аристократические манеры, умение великолепно держаться в седле. К тому же за его плечами был успешный опыт колониального тура 1920–1921 гг., а также симпатии большинства.

Ему благоволили члены Кабинета. И старшие министры – сам премьер Болдуин, Остин Чемберлен, Биркенхед, Черчилль. И младшие: Хор, Невилл Чемберлен, Ллойд Грим. Чемберлен, который жил через дорогу от Вуда на Итон-сквер, и они часто ходили домой после заседаний Кабинета, писал сестре: «Я думаю, что он без исключения самый восхитительный человек, которого я знаю. Полный здравого смысла, лукавого юмора и высочайших принципов, которые он никогда не выставляет напоказ, но вы чувствуете, что они есть внутри. Он рассказал мне восхитительную историю про Нэнси Астор175 . Я смеялся просто до слез»176.

Как ни странно, у будущего вице-короля были неплохие отношения и с лейбористами. Он не слишком сильно омрачал их жизнь в Палате общин, будучи в оппозиции, поэтому МакДональд и его окружение было к нему благосклонно. Перед последними Всеобщими выборами ему удалось даже добиться консолидации с либералами. Его кандидатура, казалось, устраивала всех, и вряд ли кто-либо мог предположить, чего и консерваторам, и лейбористам, и либералам будет стоить это назначение.

В итоге в марте 1926 г. Эдварда Вуда не стало.

Только что получивший титул барон Ирвин заканчивал дела в Великобритании и готовился к поездке в Индию. Жители его теперь уже бывшего избирательного округа Рипон подарили ему серебряный сервиз с позолотой и трогательной надписью «Подарок от Рипона», которым экс-мистер Вуд очень гордился: «Только неудачно, что в эти трудные и менее спокойные дни мы можем так редко использовать его»177, – сокрушался он в мемуарах. Но избавление от Палаты общин, безусловно, было главным подарком, ведь титул барона теперь переводил его в Палату лордов: «Я не приносил никаких извинений ввиду своего отъезда Палате общин, и с тех пор вообще никогда не делал там больших личных обращений. Мне кажется важным, чтобы каждый наслаждался и своими выступлениями, и прослушиванием речей других, меня же это никогда не увлекало»178.