Красный Дракон - Томас Харрис

Она легонько похлопала Долархайда по руке, и несмотря на затемненные очки, заметила, как блеснули от этого прикосновения его глаза.

— Не обижайтесь, мистер Ди. Хорошо, что я поговорила с вами.

— Я тоже рад, Эйлин.

Он смотрел вслед удалявшейся девушке. С внутренней стороны на ее коленке заметил темный след от засоса. Он рассудил, и вполне резонно, что не слишком симпатичен Эйлин.

Найти человека, испытывающего к нему теплые чувства, очень и очень непросто.

В просторной, погруженной в прохладную темноту лаборатории пахло химикалиями. Фрэнсис Долархайд проверил концентрацию проявителя в бачке, через который ежечасно проходили сотни футов любительской пленки. Его главнейшей задачей было поддерживать оптимальную температуру состава и вовремя добавлять нужные компоненты, а затем, получив изображение хорошего качества, поместить пленку в сушильный шкаф. Помногу раз на день он приподнимал пленку за кончик и, держа ее над бачком, просматривал каждый кадр. В лаборатории стояла полная тишина. Долархайд приучил своих сотрудников молчать на рабочем месте, сам же изъяснялся с ними в основном при помощи жестов.

После окончания вечерней смены он ушел из лаборатории последним, задержавшись проявить, просушить и смонтировать собственную пленку.

* * *

Домой Долархайд добрался к десяти вечера. Он жил один в огромном доме, доставшемся ему в наследство от деда с бабкой. Дом стоял в конце покрытой гравием дорожки, которая пролегала через большой, запущенный яблоневый сад. Чтобы попасть домой из Сент-Луиса, ему нужно было пересечь Миссури. Владелец сада переселился в другое место и давно не занимался им. Засохшие, скрюченные деревья темнели среди зеленеющей листвы. Сейчас, в конце июля, в саду стоял запах гниющих яблок. Днем там не давали проходу пчелы. Ближайшие дома находились в полумиле отсюда.

Возвращаясь, Долархайд первым делом совершал обход дома. Несколько лет назад к нему пытались забраться воры. Он включал свет, переходя из одной комнаты в другую. Случайный гость никогда не подумал бы, что Долархайд живет один. В гардеробе висела одежда стариков, на бабушкином туалетном столике лежали расчески с застрявшими в них пучками седых волос. На тумбочке возле кровати — бабушкина вставная челюсть в стаканчике, из которого давным-давно испарилась вода. Бабушка умерла десять лет назад.

(Когда ее хоронили, распорядитель траурной церемонии попросил Долархайда принести искусственную челюсть старой леди. «Нет, закрывайте крышку», — ответил внук.) Убедившись, что в доме никого нет, Долархайд поднялся наверх, в ванную. Долго принимал душ, вымыл голову.

Облачившись в нейлоновое кимоно, очень мягкое на ощупь, он лег на узкую постель в комнате, которую занимал со времен детства. Фен, принадлежавший еще его бабушке, был снабжен прозрачным капюшоном. Он надел капюшон и, пока волосы сушились, полистал свежий иллюстрированный журнал.

Некоторые фотографии с особой изощренностью смаковали насилие и жестокость.

Он ощущал надвигающееся возбуждение. Повернув абажур ночника, направил свет на гравюру, висевшую перед ним. Это был Уильям Блейк — «Большой Красный Дракон и женщина, одетая в солнечный свет».

Эта картина, когда он увидел ее впервые, потрясла его воображение. Никогда прежде не встречал он произведения, более полно воплощавшего его собственное понимание прекрасного. Ему стало казаться, что Блейк заглянул ему в душу и подсмотрел там своего Красного Дракона. Одно время его терзали подозрения, что его самые страстные, затаенные желания излучают свечение, которое может быть заметно в темной фотолаборатории. Он боялся, что лучистая энергия его мыслей может быть зафиксирована на пленках, которые он проявляет. Тогда он решил затыкать уши ватой, удерживая поток мыслей внутри, но сообразил, что вата легко воспламеняется и заменил ее крученой проволокой, какая используется для чистки кухонной утвари. Расцарапав в кровь ушные раковины, перешел на тонкие полоски мягкого асбеста, срезанного с гладильной доски. Он скатывал асбест в маленькие шарики, которые постоянно носил в ушах.

Долгое время Красный Дракон олицетворял для него все на свете. Кроме него в жизни Долархайда не было ничего. Теперь появилось кое-что еще. Он почувствовал приближение эрекции.

Ему хотелось растянуть удовольствие, но сейчас он не мог ждать. Он плотно задернул шторы на окнах в гостиной нижнего этажа. Установил проектор, повесил экран. Когда-то, несмотря на возражения бабушки, его дед водрузил в гостиной громоздкое кресло с откидной спинкой. Долархайд любил лежать в этом кресле, подлокотник которого он сейчас обернул полотенцем.

Свет погашен. Долархайд, разлегшийся в уютном кресле, вполне мог находиться не в собственной погруженной в полумрак гостиной, а в любой точке пространства и времени. Укрепленный на потолке светильник-вертушка разбрасывал разноцветные радужные брызги, скользившие по полу, стенам, по телу Долархайда. Он представлял себя несущимся в кабине космического корабля по безмолвным просторам Вселенной. Закрыв глаза, с наслаждением ощущал, как движутся по его коже пятна света. Открывал глаза, и мелькающие блики казались ему далекими огнями экзотических городов, которые проплывают под ним. Или над ним. Верх и низ поменялись местами. Светильник, нагреваясь, крутился все быстрей, и вот уже целый рой ярких светлячков облепил человека в кресле, наполнил всю комнату. Метеоритный дождь пролился на стены. Сам Долархайд превратился в комету, мчавшуюся где-нибудь в созвездии Рака.

Свет не падал только на белый квадрат экрана, притемненного картонным щитом. В будущем он позволит себе вначале покурить, чтобы добиться еще большей остроты ощущений, но сегодня в этом нет нужды.

Нажатием кнопки он включил проектор. Экран покрылся рябью. Первый кадр! Серый Скотти навострил уши и стремглав бросился к двери кухни, дрожа от нетерпения и виляя обрубком хвоста. Быстрая смена кадра. Скотти трусит вдоль тротуара. Повернул голову, угрожающе зарычал.

На кухне появляется нагруженная покупками миссис Лидс. С улыбкой поправляет волосы. Вслед за ней вбегают дети.

Опять смена кадра. Слабо освещенная спальня Долархайда. Он стоит перед гравюрой, обнаженный. Лицо скрыто массивными защитными очками наподобие тех, что надевают хоккеисты во время матча. Крупный план. Руки. Он мастурбирует.

Танцующим шагом приближается к объективу, изображение становится расплывчатым. Он протягивает руку, устанавливая фокус, и его лицо заполняет весь экран, по которому пробегает дрожь. Видимость внезапно улучшается, когда все полотнище занимает рот Долархайда, изуродованный заячьей губой. Оскал кривых зубов демонстрирует чрезмерно большой язык. Рот наплывает все ближе, ближе. Темнота.

Сложности со съемкой следующей части очевидны.

Смазанные очертания фигур прыгают, сливаясь в огромное пятно. Яркий свет заливает экран. В кадре — смятая постель. Корчится истекающий кровью Лидс. Миссис Лидс, прикрывая глаза руками, силится подняться, ноги ее запутались в простынях. Камера делает скачок в сторону. Экран подернулся рябью. Наконец изображение выровнялось. Миссис Лидс лежит навзничь, ее ночная сорочка пропиталась кровью. Лидс зажимает горло руками, взгляд обезумел от ужаса и боли, глаза выкатились из орбит. Пленка словно оборвалась, но не более чем на пять секунд. Дальше шла финальная сцена.