Приключения итальянца в России, или 25 497 км в компании «Веспы» - Стефано Медведич

перед одной из самых популярных достопримечательностей Омска: изящной статуей, которую любовно зовут Любочка. Скульптура представляет собой милую элегантную молодую даму, сидящую на скамейке с книгой в руках; рядом с ней стоит зонтик. Любочка была женой генерал–губернатора Омска Густава Гасфорда. Эту умную и красивую женщину очень любили горожане за ее заботу о бедных и обездоленных. Недалеко от места, где стоит статуя Любочки, когда–то располагался красивый городской сад, носивший ее имя, Любина роща, которую в 1870 году вырубили по решению городского совета, чтобы построить на ее месте здания будущей главной улицы города.

Рядом с площадью Бухгольца еще одна статуя привлекает мое внимание и даже удивляет. Скульптура, созданная московским скульптором Ильей Мишаниным и его отцом по заказу богатого бизнесмена из Омска, который установкой скульптуры хотел увековечить день и место первой встречи со своей женой. Трогательная скульптура под названием «Встреча» изображает юношу и девушку, сидящих на двух скамейках, за столом. Кажется, что они вот–вот признаются друг другу в любви. На скамейке есть место, чтобы сесть рядом с одним из них и попросить Ольгу сделать фотографию, хотя я и знаю, что вторгаюсь в интимное пространство пары, нарушая магию любовной встречи!

А вот еще один памятник, такой же удивительный, как и статуя влюбленных, но с другим настроением – памятник сантехнику Степану, который улыбается, высовываясь из люка на тротуаре в центре города.

Мы идем куда глаза глядят, без всякой цели, уже час дня, и пора перекусить. Замечаю логотип Макдональдса и приглашаю Ольгу пойти туда. Решаем взять (что еще мы могли бы заказать в этом месте?) бургер с картофелем фри, пиво для меня и колу для Ольги.

Выходим на улицу и продолжаем бродить по городу. Останавливаемся ненадолго перед Успенским собором, известным не только потому, что это одна из крупнейших церквей в Сибири, но и из–за его дизайна, фантастических цветов и форм.

На обратном пути пользуюсь случаем сделать очередную фотографию памятника Ленину на площади Ленина. Прежде чем отправиться в музей Достоевского, Ольга приводит меня в сад, где установлена статуя великого писателя. На памятнике, открытом 12 ноября 2001 года, Достоевский запечатлен погруженным в свои мысли. Скульптор сумел мастерски передать основные качества характера писателя: силу и решительность[4].

Музей, посвященный Достоевскому, занимает дом коменданта Омской крепости, который вел себя корректно по отношению к писателю во время содержания того под стражей. В не очень большом музее хранится слепок с лица Достоевского, многочисленные фотографии, некоторая мебель того времени, несколько рукописных страниц, написанных автором, письма. Больше всего меня поражают кандалы и тяжелые цепи, наверное, такие же, как и те, в которые были закованы ноги писателя. Я прошу разрешения у хранителя сфотографировать меня с цепями в руках. Эти кандалы, должно быть, причиняли большие мучения тому, на кого они были наложены.

Наверное, оставалось еще многое, что можно было бы увидеть, (и кто это говорит, что в Омске нет ничего интересного для туриста или путешественника!), но уже поздно, надо возвращаться домой. Кроме того, думаю, Ольга немного устала. На обратном пути, проходя через центр, на Тарской улице вижу большой гранитный валун, одна сторона которого почти полностью занята серой табличкой с надписью: «Жертвам сталинских репрессий». Камень, простой камень, неровный кусок скалы, как напоминание о тех, кого преследовали, пытали, убивали во время сталинской диктатуры, постепенно установившейся в Советском Союзе, с 1924 года и до смерти деспота в 1953. Простой камень, тяжелый, как боль и страдания миллионов невинных людей! Я полагаю, что тот или те, кто доставил этот камень из карьера в Омск, до Тарской Улицы, хотел сказать нам, что недостаточно просто помнить, что нужно прежде всего знать, интересоваться, читать, знать имена и истории людей, жизнь которых исковеркали, и других людей, которых лишили жизни. Знать, добывать информацию, читать.

Это я и сделаю, вернувшись домой. Это то самое, что делал и делаю. Я хотел заполнить культурный, познавательный и информационный пробел и по этой причине дважды прочел «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, прочел с непростительным запозданием (надо было сделать это 40 лет назад, во времена учебы в университете). Отчасти документальная, отчасти автобиографическая, книга Солженицына распахнула мне врата ада. Безыскусной и сдержанной прозой, с сарказмом и горькой иронией, писатель озвучил голоса бесконечного количества людей, которых оторвали от семей, и они оказались на одном из сотен «островов» заключения и уничтожения, от Полярного круга до каспийских степей, от Молдавии до золотых приисков Колымы, и в огромной Сибири сформировался настоящий архипелаг боли и страданий. Книга Солженицына, по сути, книга многих авторов в том смысле, что писатель дает голос тем, кто по той или иной причине не имел возможности рассказать о своем опыте, дать показания. Солженицын пишет: «Один человек не мог бы создать эту книгу. В дополнение к тому, что я вынес лично с Архипелага, кожей, памятью, слухом и глазами, материал для этой книги мне дали в рассказах, воспоминаниях и письмах… // список из 227 имен//. Я не выражаю им здесь свою личную признательность: это будет наш общий памятник, воздвигнутый друзьями в память обо всех замученных и убитых».

Наряду с «Архипелагом ГУЛАГ» объемный труд Роберта Конквеста «Большой террор» остается справочным текстом для полного понимания тех лет, за которые сталинизм истребил миллионы людей. Более чем на восьмистах страницах автор подробно и исчерпывающе анализирует ужасающее массовое уничтожение людей, которое обрушилось на Советскую Россию и в которое многие на Западе не хотели верить, а другие винили себя за поверхностность, за то, что избегали знать или, что еще хуже, оправдывали. В этом массовом истреблении погибли великие умы, выдающиеся литераторы и поэты, такие как Исаак Бабель и Осип Мандельштам, партийные деятели, великие революционеры, такие как Бухарин, Зиновьев, Каменев, военные, такие как генерал Тухачевский, и миллионы обычных граждан, которые зачастую вносились в черные списки случайно или по абсурдной необходимости выполнить спущенное сверху задание. В долгие часы чтения книги Конквеста, начиная с введения, в котором он анализирует истоки террора, я видел, как в хронике, преследования против несогласных, насилие с целью получения признаний, циничное использование заложников, чистки, спровоцированные самоубийства, великие процессы 1937/38, уничтожение партии с систематической ликвидацией старых революционеров, эксплуатацию и жестокое обращение в трудовых лагерях, в которых была реализована экономика рабского типа, убийства противников власти внутри страны или за рубежом, например, Троцкого. Историк подробно анализирует характер, темперамент палачей, судей, всех тех, кто допрашивал, пытал и осуждал. Некоторым из них в результате трагической насмешки событий была уготована судьба их жертв.

После Конквеста я прочел книгу Юрия Бродского «Соловки. Двадцать лет особого назначения». Профессиональный фотограф, Бродский собрал в своей книге богатейшую документацию: 288 страниц свидетельских показаний, документов, фотографий жертв и палачей, точных описаний мест. Все это для того, чтобы рассказать историю о первом советском ГУЛАГе, куда сам Ленин хотел запереть пленных гражданской войны. Соловецкие острова, в 160 км от Полярного круга, по своему климату и природе относятся к районам крайнего Севера, где климатические условия находятся на пределе человеческой выносливости. Однако, в начале XV века православные монахи построили там монастырь. Позднее, на протяжении веков, благодаря работе других монахов, к монастырю были добавлены новые здания, включая Спасо–Преображенский собор. К началу ХХ века поселение достигло значительных размеров с десятками строений, не только религиозного характера. Работящие монахи создали