Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока - Светлана Ульянова

Провозгласив отделение церкви от государства, новая власть стремилась наладить борьбу с ней, правда, на первых порах достаточно осторожно, прикрываясь словами о свободе вероисповедания. Согласно Программе Российской Коммунистической Партии (большевиков), принятой на VIII съезде партии (18–23 марта 1919 г.), «партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду. При этом необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма»[155]. Учитывая крепость именно этой культурной составляющей («цепкой паутиной была окутана старая Россия церквами»[156]), задачу построения атеистического общества можно назвать одной из наиболее сложных для большевистской культурной революции. Церковь веками являлась неотъемлемой составляющей пространства повседневности, моментальный отказ от которой был нереален.

В связи с этим государственная атеистическая пропаганда старалась девальвировать религию, десакрализовать церковные традиции. Приравнивание религиозных обрядов и практик к досугу, причем досугу девиантному, — умелый ход, успеху которого содействовала реально существовавшая связь церковных обрядов и праздников с рядом девиантных досуговых практик. В первую очередь речь шла о пьянстве — неизменном спутнике Рождества или Пасхи. К этому добавлялись такие пережитки, как патриархальность, ретроградность, различного рода суеверия, а также претензии церкви на то, чтобы являться нравственным ориентиром или политической силой.

Связь религии, православных праздников и алкоголя установлена далеко не большевиками. Обращение к народным сказкам показывает типичность образа попа-пьяницы. Этот образ успешно эксплуатировался и советской пропагандой. Показательную иллюстрацию можно найти на страницах журнала «Безбожник» за 1925 г. На ней изображены два пьяных попа, которые смотрят на чертенка, сидящего на бутылке водки. Подпись под рисунком гласит: «А еще безбожники говорят, чертей нету!»[157].

Советские пропагандисты утверждали, что церковь и водка неотделимы друг от друга. На карикатуре «„Расейские“ и библейские первопьяницы» журнала «Безбожник у станка» изображены пять святых пьяниц:

«1. Владимир святой, автор изречения: „Веселие Руси есть пити, не можем без того быти“ (изображен как пьяный бородатый мужик в кольчуге, на маковке шлема — восьмиконечный крест, а в руке — водочная бутылка. — Авт.)».

2. Соломон, — не столь мудрый, сколь распутный царь.

3. Ной, — известный моряк и беспрерывный пьяница.

4. Царь Давид, — псалмопевец, всю жизнь пияша, играша на лютне и скакаша.

5. Неизвестный библейский святой, пропивший свои: фамилию, имя, отчество и звание»[158].

Обложка журнала «Трезвость и культура». 1929. № 12

В печати 1920-х гг. встречаются обвинения Русской православной церкви в многовековом спаивании народа. По мысли пропагандистов, оно началось сразу после крещения Руси, но активно стало развиваться в конце XVI в. Именно тогда монастыри начали производить спиртное на продажу и организовывать кабаки: «Стремясь захватить монопольное право торговли этим доходным товаром в свои руки, Кирилло-Белозерский монастырь в 1593 г. издал грамоту, которая запрещала крестьянину самому варить вино и пиво даже для себя, для свадьбы и иных семейных торжеств. Вскоре монастыри пошли еще дальше: запретили крестьянам пить у себя дома»[159]. Таким образом, они принуждали крестьян покупать спиртное у них.

Кроме экономической выгоды спаивание имело своей целью подавление воли угнетаемого народа к сопротивлению. Образ религии и различных церквей как пособников угнетателей и врагов революции являлся доминирующим в антирелигиозной пропаганде: «Алкоголь и религия… Неслучайно эти слова поставлены рядом. Алкоголь и религия всегда служили средством эксплуатации трудящихся»[160]. Дурман спиртного приравнивался к дурману религии. В статье «Оградим труд рабочего от пьянства и религии» указано: «Религия и пьянство — это явления, не отделимые друг от друга. Эти два вида отравления и классового угнетения широких масс трудящихся издревле существовали, хотя попы и пытаются иногда лицемерно осуждать пьянство и даже „бороться“ против него. Известно, что на протяжении столетий (XVI, XVII и даже XVIII столетия) монастыри вырабатывали водку и продавали ее. Религия освящает, санкционирует и обосновывает пьянство в „священных“ книгах через россказни о „тайной вечере“, о „чуде в Кане Галилейской“, о „виноградарстве Ноя“ и т. д. и т. п. Все религиозные праздники и традиции густо насыщены винными парами. Ибо через водку, через пьянство лучше одурманивать народ религией. Водка расслабляет ум и волю человека, и человек легче пропитывается ядом религии. Безвольный человек скорей и легче поверит в существование „воли божьей“. Пьянство разоряет, ввергает в нужду, ставит в еще более тяжелую зависимость от эксплуататора и тем самым порождает чувство отчаяния и толкает в объятия религии»[161].

Пропагандисты не ограничивались изображением святых в виде алкоголиков и высмеиванием библейских легенд. Сам Бог представал безнадежным пьяницей. В журнале «Безбожник у станка» рядом с новостью об открытии специального пункта для вытрезвления пьяных — «вытрезвителя» — помещена серия карикатур на Бога: «Накачался господь-бог причастия. Идет по улицам — едва на ногах стоит. Ну, и попал в „вытрезвитель“». Там его сажают под статический душ, вводят под кожу кислород, подвергают гипнозу. Но «„что рабочего излечивает, то бога залечивает“. Не выдержал старик лечения и испустил свой „божественный дух“, потому алкогольная в нем сущность».