Бутырка. Тюремная тетрадь - Ольга Романова

Похоже, это в связи с историей про передоз у сокамерника, о которой писал мой муж. Запалил-таки положенец свой канал доставки наркотиков.

Пока моталась по очередям, рассмотрела внимательно объявление о приеме на работу в Бутырку. Воспроизвожу с сохранением орфографии: «Бутырка приглашает на работу мужчин и женщин в возрасте от 18 до 37 лет. Полный социальный пакет. Возможность получения бесплатного высшего и среднее-специального образования. Иногородним предоставляется общежитие. Зарплата от 15 000 до 27 000 руб в месяц. Тел. (495) 251-89-80».

И адрес сайта Бутырки имени известной деревни Потемкина. Вот он: www.butyrka-sizo.ru

Там на одной из фотографий есть мой муж. Далеко, правда, в архиве. Давно сидит.

Была на свидании в Бутырке. Наверное, оно последнее в Москве. На неделе у нас Мосгорсуд, от которого никто ничего не ждет, потом будем подавать документы в Верховный суд. Параллельно уже можно заниматься Страсбургом. В Мосгорсуд мужа наверняка не повезут: это заведение у нас модное, там по видеосвязи судят. И туалеты там в порядке, и чистота, и тишина, и электроника: на Счетную палату похоже, по размеру инвестиций и по общему стилю. Конечно, туда никто арестантов и не возит. Суд — он для судей. А я поеду обязательно. Мне интересно: все дело против Александра построено — сфальсифицировано, уж если называть вещи своими именами — на основании ксерокса с факса документа, которое следствие «случайно нашло» на полу у адвоката «потерпевшей стороны», у адвоката заказчика. Причем следствие даже поленилось отрезать номер факса — это номер приемной заказчика в Совете Федерации. А один том дела, который в какой-то краткий миг вел нормальный следователь, по фамилии Кмедь (у нас сменилось три или четыре следователя), вообще куда-то делся. Испарился, как не было. Пресненский суд и ухом не повел. Ну, ладно, пресненского судью заказчик «опекал» — по его же словам. А эти-то что? Просто хочу в глаза посмотреть.

После Мосгорсуда муж отправится на зону. В какую, куда, когда — неизвестно. Его какое-то время подержат в Пресненской пересыльной тюрьме, она одна на Москву, и он уедет. Мы с ним оба думаем, что увидимся теперь нескоро. Впрочем, бывший сокамерник мужа (тот, у которого генерал отобрал актив в Сочи) уже дал кое-какие наводки. Скорее всего, буду коррумпировать зону: говорят, в любой зоне все дешевле, чем в той же Бутырке — а может, и по правилам что-то удастся сделать.

О последнем — наверное — свидании. Я сказала мужу, что его дневник опубликован в интернете. И что люди читают. Попросила что-то сказать для читателей. Он, по-моему, не поверил до конца, что так оно и есть, что опубликовано: может, решил, что я просто хочу его морально поддержать. Я записала, что он сказал: «Многие в тюрьме знают, что я веду дневник. Все спрашивают, будет ли он опубликован. Вот недавно спрашивал С., (который занимал важный пост в «Томскнефти»). Мы все ждем этого. Для многих моих знакомых по тюрьме очень важно, чтобы о них знали. Важно знать, что о нас знают».

Александр обещал, что попробует передать еще одну свою тетрадку на неделе. На свидании это сделать невозможно: общение идет по телефонным трубкам, мы сидим друг напротив друга в двух стеклянных кабинках, отделенных друг от друга и относительно звукоизолированных. Кабинок 18, так что одновременно к двум десяткам родственников (можно приходить по двое и втискиваться в одну кабинку) приходят 18 арестантов.

В пятницу, когда пришедшие на свидание стояли в «накопителе» одновременно с теми, кто пришел за разрешением на свидание (день в день свидание получить нельзя — сначала разрешение, потом его рассмотрят, потом, быть может, свидание), пришла милая молодая женщина с мальчиком лет четырех, может. Оставить, видимо, не с кем было — она за разрешением как раз пришла. Мальчик вцепился в решетку, коей обильно украшен накопитель, и, в общем, поначалу почувствовал себя как в зоопарке. Все время говорил слово «клетка». Ему было забавно и непонятно, почему мы тут в очереди по одну сторону решетки, а в клетке — дядя в форме (лейтенант, выдающий разрешение). И вдруг неожиданно до мальчика дошло: это ж тюрьма. Боже, как он рыдал. Он боялся, что его сейчас тоже посадят. Вся очередь, как по команде, отвернулась к стене и тоже завсхлипывала. Подрасти сначала, мальчик. А там уж как повезет.

Мосгорсуд у нас сегодня был, вторая инстанция. Странная какая-то вышла история.

В Мосгорсуде я была третий раз в жизни. И третий раз вышла с высоко поднятыми бровями. Каждый раз страшно удивляюсь и развожу руками. Впервые я там была почти год назад, когда рассматривали кассацию по поводу решения Тверского суда об аресте мужа. Районный суд был безобразным — как мне тогда казалось, сейчас-то я понимаю, что других и не бывает — и я была уверена, что уж Мосгорсуд-то все увидит, мы обнимемся со справедливыми судьями, пожмем друг другу руки и будем жить долго и счастливо подальше от тюрьмы. Поначалу вроде к тому и шло: судьи смотрели на дело, наклонялись друг к другу, на что-то показывали пальчиком в строчках, потом переносили слушания недели на две. И в итоге решили минуты за три: во всем отказать, пусть сидит.

Сегодня, несмотря на большое количество дел, в списке которых наше первым не значилось, моих адвокатов вызвали первыми. Сразу стало понятно: будут откладывать. В зале суда установлен большой плазменный монитор (видеосвязь с тюрьмой), и арестантов нам видно (им нас — нет); мужа в телевизоре не было. Председательствующий — а здесь всегда трое судей — говорит: мол, дело большое, сложное, объемное, нужно внимательно изучить. Ну да, 19 томов. В прошлом году было 17. Ничего там с тех пор нового не появилось: как не были опрошены ключевые свидетели, так и нет; как не было подлинников документов, так и нет; как не было экспертиз, так и нет. Изучать-то нечего. Кроме того, что пресненский судья назвал «а следствие догадалось…»

Мой адвокат (бывший следователь, так часто бывает) рассказал, что встретил недавно кого-то из следственной группы по делу мужа. Тот спросил, мол, сколько дали. Дали восемь, отвечает адвокат, причем в суде прошло даже «покушение на легализацию» (есть такое извращение: как будто следствие провело трепанацию и обнаружило в черепной коробке затаенные мысли). «Как прошло, эта хрень прошла? Во дают!» — хохотал следователь. Ага, прокурор 11 лет просил, обхохочешься.

Когда я узнала, что мой адвокат — бывший следователь по особо важным делам, я спросила, почему ушел. «Ты понимаешь, в нашем деле всегда есть выбор: расследовать, судить или в адвокаты. Насмотрелся, плюнул и ушел, зато в глаза могу смотреть». Тот, что хохотал, тоже может смотреть: как говорится, плюй в глаза…

Этот блог читают: во всяком случае, на суд пришли журналисты, сложив, видимо, некоторые вещи в какую-то картинку с фамилиями. Девочка из ИТАР-ТАСС подошла к моим адвокатам, стала спрашивать про дневник. Они и правда впервые слышат, поверь. Дневники я получаю из того же места, куда заношу запрещенные к передаче яйца, творог и котлеты. Это не адвокатские, конечно, руки, о чем ты. Есть много других возможностей в нашем строгом государстве, где можно все и всем, но не всегда и не везде, и очень дорого.