Драгунский секрет - Дмитрий Линчевский

— Не будем, — кивнул Туманов. — Пушкин, между прочим, тоже поддерживал. И тоже на Кавказе бывал. И Марлинский, и Лермонтов.

— Увольте, голубчик, увольте. Что ж у вас все примером-то: дуэлянты да бунтари. Не будемте.

— Не будем, — вновь согласился Илья Петрович. — Кстати, Лермонтов в драгунском полку служил, в Нижегородском, у наших соседей. С отрядом охотников на дела ходил.

Евграф Аристархович недовольно поморщился.

— Ну, и замечательно. Давайте, однако ж, о своем полку попечемся.

— Что я и предлагаю. Амонат и размен. У нас, к прочему, тело татарина имеется. Полтора к одному — неплохие условия.

— Что значит — полтора?

— Один живой, другой дохлый, — пояснил Туманов.

Полковник брезгливо скривил губы, чем добавил к уже сморщенной гримасе выразительный штрих (наверное, так выглядит человек, укусивший зеленое яблоко и наступивший на гвоздь одновременно).

— Фу, как вульгарно, право. Зачем же вы эдак — люди, все-таки. Ну, да Бог с ними, — быстро отошел он, махнув рукой…

— Аллах.

— …Тем паче. Ну, допустим, возьмете вы кого-либо в залог. Почем знаете, что этот человек имеет отношение к похитителям?

— Тут многие — родственники меж собой, иль кунаки. Хотя есть и враждующие. Мои драгуны сейчас выясняют, сквозь чей аул татары шли. Овцу ведь откуда-то взяли? Не с гор же ее притащили. Засаду, имейте в виду, тоже обстоятельно подготовили: с местом ознакомились, наблюденье провели, не в один день, я думаю. Значит, у кого-то останавливались. Обязательно есть связь с аулами, обязательно.

— Ну, хорошо, — сдался полковник, — будь по-вашему. Планируйте набег тремя эскадронами.

— Благодарю, — кивнул Илья Петрович, поднимаясь.

— Сил хватит?

— Вполне.

— Может, запросить пехоту?

— Мы сами по-пехотному умеем. К тому же, аулы мирные, все будет ладно.

Алексей волновался необычайно. Первое дело, и сразу — в ночь. Тут бы днем не оплошать, а в темноте — куда уж. Прошка вернулся из разъезда, сообщив обнадеживающую новость. В одном из мирных аулов видели двух татар с пленным русским офицером. Более того, указали дом, куда они заезжали. Туманов немедля поинтересовался, от кого получены сведения. Прошка успокоил его, сознавшись, что за шпионскую информацию, отдал местному юноше коня (того, что добыли в погоне). Илья Петрович скептически на это хмыкнул, но велел готовиться к набегу.

— Твоя задача, Алексей, не потерять меня из виду, — говорил он, пристраивая за спиной пистолет. — Находись подле, смотри, чем занимаюсь, повторяй то же самое. К тому же, аул мирной, заварушки не случится. Хотя, бывает всяко.

Когда эскадроны вытянулись в линию, появился Евграф Аристархович на молодой кобыле арабских кровей. За ней на пегом мерине трусил верный Кондратий. Вид его был устрашающ. За плечами — две, крест на крест, винтовки. Сзади за поясом — пара пистолетов. Спереди — сабля и кинжал. За голенищами сапог — по ножу. Казалось, и в руках у него должно быть две плети. Но нет, обходился и одной.

— Что, ребятушки, готовы? — спросил негромко полковник.

— Так точно, — забасили драгуны.

— Ну, тогда, с Богом, — махнул он перчаткой и вклинился посередь строя…

Эскадрон Туманова шел в авангарде колонны, указывая дорогу, неся головной дозор. Начинало темнеть. Ночь грозилась рухнуть вот-вот. Но пока был виден дальний косматый лес, лощина, в которую спускался отряд, невысокие взгорья по флангам, слышалось мягкое щебетанье засыпающих пичуг.

— Лучше б у вас была светлая лошадь, — негромко сказал Алексей, тащась за Ильей Петровичем, словно хвост, — а то вашего ворона и в сумерках уже не различить.

— В том и выгода, — улыбнулся Туманов. — Темная шапка, темная бурка, темный конь — нет меня для врага.

— И для своих тоже.

— А ты меня по палашу узнавай. Видишь его?

Алексей опустил взгляд. Действительно, на эфесе матово поблескивала серебряная отделка.

— Пока вижу.

— А враги — нет.

Утверждение, конечно, сомнительное — глаза у всех людей одинаковы — но стоит ли возражать. Похоже, командир приписывал своему оружию чрезвычайные качества — пусть тешится, жалко ли. В службе это — не помеха. Меж тем, вокруг стало совершенно черно: то есть, не так, будто б вы просто зажмурились, а накрылись при том двумя одеялами и спрятались в темной, без окон и дверей, комнате. Можно ли здесь воевать, когда собственного носа не видно? Налети сейчас басурмане, и что прикажете делать, в кого стрелять? Благо, обострился слух. Различались даже самые тихие движенья. И вот что интересно: в полной мгле звуки ясно разделялись на свои и чужие. Тут фыркнул конь, лязгнуло оружие — свои. Там зашелестели кусты, скрипнули деревья — чужие. Почему-то ни стрекот цикад, ни звон лягушек (на Кавказе они квакают иначе, чем в России — будто с протяжным акцентом) не вызывало в душе умиротворенья. Природа казалась такой же враждебной, как и обитавшие здесь люди.

Неожиданно впереди послышался отрывистый шепот: «Чи, чи, чи», словно осипший воробей зачирикал. Туманов резко натянул поводья, негромко сказав: «Стоять». Леденец не сумел вовремя затормозить и, отклонив голову (успел же, мерзавец), врезался в мощный круп воронца. Алексей с разгона поцеловал его в хвост.

— Подлец! — невольно вырвалось из набитого конским волосом рта.

— Ты кого обласкал? — поинтересовался Илья Петрович.

— Леденца.

— Что, на ногу наступил?

— Понимаю ваш упрек его росту, но хочу заметить, что сегодня на горке он многих скакунов за спиной оставил.

— Ладно тебе, — хохотнул Туманов. — Нормальный конь, обыкновенный рост. По сравнению с ишаком, так великан.

— Вот именно, — буркнул Алексей вытирая лицо. — А почему остановились?

— Дозор просигналил.

— Это чириканьем, что ли?

— Угу.

Невдалеке тихо крякнула утка.

— Вперед, — сказал Илья Петрович, неизвестно зачем махнув рукой (было слышно по шороху одежды). Кто б еще этот знак видел.

Отряд снова тронулся в путь. Судя по густому аромату зрелых ягод, вошли в лес. Удивительные, все-таки, люди, эти «кавказцы». Тут не можешь за передней лошадью без приключений удержаться, а они там, в одиночку, рыщут, дорогу указывают. Поразительно.

— Ветка! — послышалось впереди.

— Ветка! — прозвучало ближе.

Не успел Алексей изумиться еще одному обстоятельству — зачем, спрашивается, в лесу говорить о ветках, когда они тут всюду (не пустыня ж) — как встретил физиономией мохнатую дубовую лапу. Фуражка тотчас покинула голову, на лбу соскочила шишка.