Корсары Южных морей - Эмилио Сальгари

– Тфе тюшины? Тфатцать щетыре? Колбаски! Майн готт! Какой у тепя, отнако, аппетит, папаша!

– Э-хе-хе… Чего уж скрывать, если я сажусь за стол, то накидываюсь на еду как тигр, а может, даже лев.

– Я бы и сам съесть штук тфенатцать!

– Завтра, если пожелаешь, я вам с братом хоть сотню их куплю! У меня тут завалялось пятьдесят монет, и я собираюсь спустить их все без остатка.

– Карашо, папаша.

– И даже одарить хороших людей.

– Караул уше сменяться.

– Можно идти?

– Ты, папаша, идти за мной. Мой пратишка Фольф охранять лестницу.

– Ты дал на табачок этому бравому парню? Возьми-ка монету и передай ему.

– Ты слишком просаться теньги, отец, – осуждающе произнес немец, однако живо протянул руку за монетой.

– Что прилив принесет, то отлив унесет, – философски заметил Каменная Башка. – Когда у моряка пустые карманы, он их выворачивает, чтобы поскорей наполнились. Когда же они полны, мой дорогой, он опустошает их гораздо быстрее, чем вы, сухопутные крысы.

– Нато пыл хотить в моряки, – вздохнул солдат.

– Вот-вот… В следующей жизни ступай на флот. Потерпи немного, мой бедный сынок, и скоро тебе представится такая возможность. Не думаю, что тебе суждено состариться.

– Это плохой напутствий.

– Не обращай внимания! И мы, моряки, всю свою жизнь ходим над бездной. Один порыв ветра, один проклятый бортовой залп – и ты уже в холодной и мрачной морской пучине…

Смешавшись с толпой солдат и моряков, боцман и его спутник вошли в особняк.

Солдат провел бретонца через пять-шесть комнатушек, заставленных койками, затем отпер небольшую дверцу, и, спустившись на пять ступенек, приятели оказались в некоем подобии гостиной.

– Капинет маркиса Калифакса, – вполголоса объявил немец.

– А он сейчас, случайно, не наверху, у светловолосой мисс? – справился Каменная Башка.

– О нет, он сейчас ушинать с кенерал Хау!

– Ну, значит, дело на мази. А где твой братец?

– Айн момент, папаша.

Солдат открыл очередную дверь, и бретонец увидел за ней упитанного светловолосого немца, как две капли воды похожего на Ульриха. Караульный сидел на ступеньке высокой лестницы.

– Мой прат Фольф, – представил Ульрих.

– Дай ему монетку.

– Нет, потом, мы выпить фместе.

Вольф, вскинув ружье, поднялся. Он был немного моложе брата и сложением напоминал быка.

– Фот тот трук, – пояснил Ульрих.

– Прохотите, – разрешил Вольф.

– Камеристка один?

– Ja.

– Каспаша спать?

– Еще нет.

– Ты штать.

– Не шевелиться, – подхватил Вольф.

– Потом платить тфе путылки пифа.

– По рукам!

– Вот ведь шельма! – бормотал бретонец, поднимаясь по лестнице. – Уже третью монету загреб.

Взойдя по винтовой лестнице, спиралью поднимающейся по стене башни, наемник остановился перед дверью, скудно освещенной единственной сальной свечой – ничего лучше в Бостоне было уже не найти, – и негромко постучал.

Спустя мгновение дверь отворилась, и на пороге предстала высохшая особа лет тридцати пяти – сорока, черноволосая, с выступающими кроличьими зубами.

– Это ты, Ульрих? – удивилась она. – Чего тебе нужно в такой поздний час? Или вас послал маркиз?

– Ви спать, мисс?

– Еще нет.

– Фаш трук хотеть поковорить фас.

– Мой друг? – изумилась камеристка.

Собравшись с духом, Каменная Башка вступил в богато убранные покои, освещенные двумя чадящими сальными свечами.

– Нелли, крошка моя, неужто ты меня не узнаешь? – вопросил он с дрожью в голосе.

– Нелли? О чем это вы толкуете, сэр? – облила его холодным презрением камеристка. – Я никогда не носила такого имени! – И она возмущенно фыркнула.

– Ах, оставь эти ваши женские штучки! – взмолился истомившийся в разлуке страдалец. – Не играй с несчастным, столько перенесшим ради тебя, моя ненаглядная Нелли!

– О чем вы хотели поговорить со мной, сэр?

– Хотел поведать историю, истинность которой подтвердит сэр Уильям Маклеллан, – произнес бретонец с лукавой улыбкой.

Камеристка стала белее мела.

– Вы сказали «Маклеллан»? – воскликнула она, пошатнувшись.

– Ах, похоже, память к тебе возвращается!

Указав наемнику на дверь, решительная особа сказала:

– Теперь я, кажется, припоминаю. Оставь нас одних, Ульрих.

Дождавшись, пока звук шагов немца растает вдали, она подбежала к боцману, взяла его за руки и крепко их сжала.

– Повторите же мне это имя! – воскликнула она.

– Сэр Уильям Маклеллан, капитан «Громовержца». А я, сударыня, не кто иной, как его боцман, и послан сюда им, – отвечал бретонец.

– А где же сам баронет?

– Ближе, чем вы думаете, сударыня.

– Как?! Здесь, в Бостоне? Но это невозможно!

– Во имя Иль-де-Ба! Если уж я, его верный спутник, здесь, то где же еще быть ему? Или вы сомневаетесь в моих словах?

– Он тут, под одной крышей с нами?

– Еще нет, но очень близко. Не хотите ли предупредить вашу хозяйку?

– Да-да, разумеется, сейчас же!

Камеристка удалилась и пять секунд спустя вернулась со словами:

– Проходите, леди Мэри вас ожидает.

Боцман прошел в крохотный будуар. Стены здесь были обиты камчатым шелком, вдоль них стояли изящные диванчики и столик черного дерева, на котором возвышался серебряный канделябр с четырьмя свечами. Здесь, сидя в удобном кресле, моряка ждала леди Мэри Уэнтворт.

При виде нежданного гостя она вскочила и устремила на него с испугом и надеждой взгляд широко распахнутых синих глаз.

То была высокая красавица с осиной талией, одетая в синий перкалевый пеньюар, украшенный брюссельским кружевом. Едва ли ей исполнилось больше восемнадцати лет. Золотистые волосы спускались по ее плечам, крохотные губки краснели, как кораллы, а розовые щечки рдели, будто наливные яблоки.

Каменная Башка замер при виде такой красоты. Он неловко поклонился невесте капитана и вскинул руку в морском приветствии, не понимая, как следует себя вести.