Прошлой ночью в XV веке - Дидье ван Ковелер

Я с машинальной вежливостью спрашиваю, почему она этому рада.

— Ох, и зачем нам такой подарочек?! — вздыхает она. — Все мои родные наделены этим. Добро бы мы слышали только мертвых, — так нет же, нам дано читать и мысли живых. А что у них творится в голове — лучше и не знать!

Желая окончательно войти к ней в доверие, я спрашиваю светским тоном, словно мы беседуем о летнем отдыхе:

— А кем вы сами были в предыдущей жизни?

— Насчет себя я ничего не знаю, — отрезает она. — Не знаю, и знать не хочу.

Чувствуя, как она занервничала, я успокаивающим жестом поднимаю руку и сворачиваю разговор на других:

— А ваши друзья в замке — вы считаете, что они обладают таким же даром, как вы?

Почтальонша снимает очки и протирает их замшевой тряпицей.

— Они замечательные люди! Приняли меня как родную, когда со мной стряслась беда.

— Какая беда?

— Неважно. И вообще, мне пора начинать объезд.

Нацепив очки, она начинает бочком сползать с высокого табурета, но я ее удерживаю:

— Так что теперь будет с Изабо?

Почтальонша глядит на часы и с тяжким вздохом заказывает себе вторую чашку кофе.

— Решайте сами, месье Тальбо. Улаживайте свои дела с Гийомом. С кем же еще и обсуждать это, как не с ним.

Я возмущенно вскидываюсь:

— Что вы несете? Если я был Гийомом в прошлой жизни, как я теперь могу отделить себя от него?! Это же абсурд!

Мари-Пьер выуживает рогалик из корзинки на стойке бара.

— В вашем понимании — да, абсурд. Но спросите у Ядны: реинкарнация — дело сложное. Нельзя просто уничтожить одно, заменив другим, — здесь это не проходит. Каждое человеческое существо подобно оркестру. Он состоит из множества музыкантов, явившихся из самых различных сфер, но играющих по одной партитуре, вот почему мы слышим единую мелодию. И вот является из Средневековья такой Гийом — предположим, что он вторая скрипка в оркестре под управлением Жан-Люка Тальбо, — и внезапно начинает исполнять импровизированную сольную партию, как вчера ночью. Ту самую партию, на которую его вдохновило воспоминание о предыдущих концертах. И вы, дирижер этого оркестра, услышали его и стали к нему прислушиваться, впервые в жизни.

Я пытаюсь собрать в кучку свои мысли, убеждения и возражения, но все они рассыпаются в прах перед непреложными, полученными мной доказательствами. Я гляжу на почтальоншу, которая макает в чашку кончик своего круассана, и, поколебавшись, решаю проверить, как она отреагирует на мое сообщение:

— Изабо мне написала. Прошлой ночью и сегодня утром.

Мари-Пьер вскидывается так резко, что брызги от ее кофе разлетаются во все стороны.

— Потрясающе! Значит, вам теперь не понадобится посредник. Какое счастье, теперь я смогу доверить ее вам! И что же она написала — не иначе, как любовное послание?

Я отвечаю, не спуская с нее глаз:

— Мало того, она сообщила два точных факта, которые я успел проверить в местном архиве. Они подтвердились.

Почтальоншу это ничуть не удивляет. Она с сосредоточенным видом сует в рот круассан и долго мусолит его перед тем, как откусить. Я продолжаю, все так же размеренно и четко:

— Вам известно, что вы рискуете получить от трех по пяти лет тюрьмы?

— Чарли, плесни-ка мне рому! — командует она и шепчет мне, хитро подмигнув, — ну вот, теперь и вы тоже медиум.

— Я имел в виду не действия в состоянии опьянения, а совсем другое: манипулирование людьми с помощью гипноза или любой другой формы внушения на расстоянии. Правосудие ведь карает не одни только секты. Объясните это своим друзьям из замка.

Почтальонша таращится на меня сквозь толстенные очки, перестает жевать, глотает и разражается смехом.

— Вот умора! — восклицает она, хлопнув меня по плечу. — Вы, стало быть, считаете, что мы вас накачивали вином, кормили жарким или гипнотизировали маятником, чтобы запудрить мозги? Что мои послания — фальшивки, а видения — фикция? Считаете, что Изабо не существует, и вы никогда не были Гийомом, а просто мы все это сочинили и тем самым распалили ваше воображение и вашу похоть, чтобы позабавиться или избежать налоговых штрафов? Ну, вы и фантазер, ничего не скажешь!

Я не возражаю. В глубине души я признаю, что в подобном освещении моя гипотеза и впрямь звучит донельзя нелепо. Стоило ли прибегать к столь сложным ухищрениям ради такой мелкой цели? Да мою жалобу никто не примет всерьез. Поэтому самое разумное — приберечь до времени свои угрозы, а пока хладнокровно анализировать загадочные явления, выпадающие на мою долю.

— Ладно, будем считать, что я ничего не говорил.

— Нет, это и вправду смеху подобно! Представляю, как они там, в замке, будут потешаться. Но, может, вы хотите, чтобы это осталось между нами?

— Я был бы вам очень благодарен.

— Не за что. Вполне естественно, что вы туго осваиваетесь, ведь на вас такое свалилось!..

— Мари-Пьер, а что конкретно на меня свалилось прошлой ночью?

Почтальонша хватает второй круассан, залпом выпивает свой ром и велит бармену налить третью чашку кофе.

— В представлениях Изабо, вы исчезли в XV веке. И вот что она сделала — конкретно, как вы сказали: восстановила в астрале этот век, атмосферу ваших любовных свиданий и тело Гийома — но уже исходя из современных реалий; надеюсь, вам понятно, что я имею в виду. Ваши вчерашние объятия были в высшей степени реальными. Когда Изабо воссоздавала вас из прошлого, вы сами служили источником ее вдохновения.

Искренность, написанная в ее взгляде, не оставляет места никаким сомнениям. Я весь сжимаюсь, приказывая себе: только не краснеть, только не выдавать своих чувств! Не стану же я, в самом деле, допытываться, откуда она знает, что моя сперма бесследно испарилась, — наверняка девушки обсудили между собой и это. Единственное, чем я могу хоть как-то себя утешить, состоит в следующем выводе: человек воспринимает иррациональное куда быстрей, если оно затрагивает его лично. И не обязательно даже верить в это, чтобы разобраться в ситуации, и не нужно считать себя сумасшедшим, — просто начинаешь изыскивать средство управлять тем, что превосходит твое понимание. Способность человеческого существа к адаптации поистине безгранична.

Я слышу собственный голос, задавший вопрос:

— А это не рискованно — для меня самого?

Мари-Пьер кладет руку мне на колено и отвечает с веселой прямотой:

— Ну, конечно, рискованно. Это как раз то маленькое препятствие, которое я и пыталась разъяснить Изабо, но боюсь, что для этого еще слишком рано. Нужно дать ей время одуматься. Вообще-то, вам тоже повезло — вы так скоро нашли ее. Не сочтите за похвалу, но и вы теперь уже не такой, как прежде.

Я прошу ее уточнить, о каком таком «маленьком препятствии» идет речь.