Сон-трава. Истории, которые оживают - Елена Воздвиженская

Трость прошла в сантиметре от черного силуэта и попала прямо по часам, что стояли на полке. Часы пролетели в воздухе через всю комнату и разлетелись на винтики, ударившись о стену. Я стоял потрясённый, на мои глаза навернулись слёзы. Мои любимые часы. Ведь это ещё покойная моя жена покупала их, заботливо выбирая в универмаге. И тут я услышал слова, которые произнёс чёрный человек. Впервые я слышал его голос настолько отчётливо и ясно.

Он сказал: «Кажется пора вызывать священника. В нашем доме творится что-то неладное, мне кажется мы не одни здесь. Может это бывший хозяин? Эти часы остались в доме после его смерти»

Урман

Урман стеной стоял возле деревни. Густой, дремучий. Кормил урман людей, ягоды давал, грибы, зверьё, пушнину, дрова для очага, коренья да травы для лечения от хворей всяческих. Могучий был урман, старый, где заканчивается он никто в их деревне не знал. Старые люди говорили, что нет ему конца, переходит он другим своем краем в иной мир. Мир духов и таинственных существ, что бродят по урману и иногда показываются людям. Мир, куда уходят умершие души.

Много рассказов слышала Айгуль от своей бабушки Назыргуль о том, кто живёт в урмане. И чаще всего говорила она про Албасты – страшную женщину, ведьму, которая могла оборотиться и ребёнком, и мужчиной, могла принять облик зверя или клубка ниток. Живёт она в самой глухой чаще, логово у неё там. Заманивает она к себе людей, а иногда и сама в деревню приходит. Кормит младенцев грудью и ребёнок уже никогда не просыпается. Крадёт маленьких детей, а взрослых хитростью в чащу заводит и ест.

– А детей она тоже ест? – спрашивала маленькая Айгуль, прижимаясь к бабушке, когда та долгими зимними вечерами рассказывала ей про Албасты, прядя пряжу при свете лучины.

– Нет, детей она кормит лягушками да мышами, купает их в болоте, слова особые говорит, и превращаются дети в духов лесных да болотных.

А однажды поведала бабушка Айгуль об Томанлы, который тоже живёт в урмане.

– Никто его не видел по-настоящему то, истинный облик свой скрывает он от людей, туманом оборачивается, одни глаза жёлтые видны из того тумана. Обволакивает, дурманит, в чащу уводит, и никто почти не смог оттуда вернуться. Знала я только одного егета, парня, который от Томанлы уйти сумел, да и тот стал ненормальным, рука левая у него что сухая ветка сделалась, недвижимая, да всё рвался он после в лес, сколько раз родные его ловили и назад домой возвращали, да так и не смогли удержать.

Однажды вечером туман сильный встал, всю деревню накрыл, люди по домам попрятались, говорили – Томанлы за своим пришёл, не хочет отпускать. Так и вышло. Ночью, пока все спали, ушёл тот егет из дома, и больше его никто никогда не видел. У самого урмана тюбетейку лишь его нашли.

– А зачем ему люди? – спрашивала Айгуль.

– Кто знает, – вздыхала бабушка, – Нечисть она на то и нечисть, что человека не любит, сгубить пытается или на свою сторону переманить.

– Смотри, – добавляла, – Близко к урману не ходи играть, хитрые они, лесные нежити, заманят к себе и следов не найдёшь после.

Айгуль слушалась старенькую бабушку. Близко к урману не ходила. На улице играла, да в саду, днём к речке бегали с друзьями. Вечером-то нельзя, водяная, Су анасы, выходит из воды, волосы зелёные расчёсывает, сидя на мостике, да под луной хороводы водят с другими Су анасы. Ночь – их время.

И вот как-то раз одна Айгуль осталась, друзья кто куда разбежались. Играла Айгуль поначалу на улице своей, после цветов ей захотелось набрать, чтобы венок напоследок сплести, лето уже на исходе, скоро и осень, завянут цветы до следующего года, уснут под покровом снега семенами, чтобы вновь воскреснуть на следующее лето.

Пошла Айгуль по дороге, вот и крайняя изба, за ней луг начинается, за лугом урман. Туда нельзя. Вышла Айгуль на луг, принялась букет собирать. Беленький да аленький, синенький да голубенький – цветок к цветку. Низко наклоняется Айгуль, каждый цветок разглядывает, хочется ей такой букет набрать, чтобы бабушка удивилась и ахнула – где ж ты, мол, внученька, такую красоту-то нашла!

Сорвёт цветок – да в веночек и вплетёт, сорвёт – да вплетёт. И вот почти готов венок, осталось последний цветок сорвать и вплести. Сама не заметила Айгуль, как дошла она до другого края луга. Распрямила спину, подняла голову, смотрит – урман перед ней высокой стеной стоит. Деревья небо подпирают, качаются их верхушки из стороны в сторону, шумят, переговариваются, ветви-руки к Айгуль тянут.

Замерла Айгуль. Стоит и глядит заворожённо. И вдруг разом стихло всё. И такая тишина наступила, что уши заложило от этой тишины. Словно весь мир стал одной большой картиной. Птицы в небе замерли, звуки застыли, деревья смолкли, из деревни, что позади осталась, тоже ни звука не доносится, не мычат коровы, не ржут лошади, не кричат ребятишки на улице… Тишина.

Смотрит Айгуль, а по лугу туман пополз, белый, плотный, густой. Со всех сторон разом заклубился, всё ближе и ближе к ней подбирается. И вот окружил туман её со всех сторон, ничего не видать, не слыхать. Тянет Айгуль руки, а вокруг пусто. И слышит она вдруг сквозь толщу тумана будто зовёт её кто-то по имени. Пошла она медленно вперёд, тело стало, как сонное, ноги тяжёлые, голова словно в угаре.

Вот уже вошла Айгуль под сень высоких деревьев, полумрак тут и прохлада, а туман всё стелется и стелется, а голос всё зовёт и зовёт. А не видно никого.

И тут мелькнуло что-то сбоку. Повернулась Айгуль, а там глаза жёлтые на неё глядят, зависли в воздухе, а кроме глаз ничего нет – ни лица, ни тела, туман один.

– Томанлы – пронзила Айгуль мысль, – Томанлы!

Вмиг вышла она из забытья и закричала во весь голос:

– Бабушка-а-а!

Туман поглотил её голос, приглушил крик, дышать тяжело сделалось. Жёлтые глаза, не мигая, пристально смотрели на Айгуль. Она сорвалась с места и побежала, сама не ведая куда, лишь бы подальше отсюда, от этих неподвижных жёлтых глаз. Спотыкаясь о коренья и падая в траву, цепляясь за сучья и ветви, обдирая руки и ноги, бежала Айгуль всё дальше и дальше. Внезапно ноги провалились во что-то мягкое, мокрое. Булькнуло и стихло.

– Болото, – поняла Айгуль.

Она задрала голову в надежде, что рядом есть хоть что-то, за что можно ухватиться. Но позади была лишь короткая пожухлая трава, а впереди тёмное, дышащее болото. Уже по пояс ушла Айгуль в болото, уже по грудь. Силы оставили её и она поняла, что пришла её смерть.

Внезапно что-то твёрдое, шершавое ухватило её под руки и потянуло вверх. Через мгновение Айгуль лежала на траве, тяжело дыша и отплёвывая болотную жижу. Что-то большое и тёмное склонилось над нею. Когда в глазах просветлело, ей открылась страшная картина. Прямо над нею стоял невысокий человек, ног у него не было, до пояса был он деревом, тяжёлый, бугристый ствол переходил в цепкие корни. Вместо рук у человека поднимались вверх густые, тёмные ветви. И лишь лицо его и тело по грудь оставались человеческими. Это была девушка. Она смотрела на Айгуль и шептала что-то тихо, не разобрать было её слов, казалось, что это ветер шелестит листвой.

– Кто ты? – еле вымолвила Айгуль, объятая ужасом.

– Я Гульбика, – прошелестела девушка.

– Почему ты… такая?

– Я была такой же, как и ты. Но однажды заманил меня Томанлы, а все, кто попался ему становятся такими.

Айгуль вспомнила, как бабушка рассказывала про Гульбику, девочку из их деревни, которая пропала, было это давно, Айгуль тогда ещё на свете не было.

– Я