Жизнь после смерти - Мэри Роуч

Теоретик вроде Нахума рассматривает сознание как информационный контент. И информация – с позиций квантовой физики – в любом случае имеет энергетический эквивалент. То есть очень-очень легкий, но вес. «Если учитывать высвобождение тепловой энергии в расчете на бит уходящей информации, – говорит Нахум, – то мы получим величину, если измерять в джоулях, от десяти в минус третьей степени до десяти в минус двадцать первой степени».

Мне пришлось сделать умное лицо. «По-моему, все это очень просто сделать». Такой интеллектуал, как Герри Нахум, может просто упустить из виду, насколько все мы, остальное человечество, невежественны. Чуть раньше в нашей беседе фразой: «Я уверен, вы в курсе дела» он предварил следующее высказывание: «Мало кто видит в микротубулах подобие абака – структуру, пригодную для калькуляции молекул на субклеточном уровне».

Чтобы не увести в сторону основное направление объяс нений, мы согласились с тем, что потери энергии в расчете на одну единицу исчезающей информации именитые физики определяют указанной ничтожно малой величиной, после чего доктор Нахум продолжил. «Применив формулу соотношения массы и энергии, как это делал Эйнштейн, можно прийти к тому, что если наше предположение верно, то мы должны получить килограмм в минус тридцать восьмой степени». То есть вес одного бита информации, – а информация есть то, что составляет наше сознание, – это одна миллиардная одной миллиардной миллиардной одной миллиардной одной миллиардной доли килограмма. «Очень малая величина», – проговорил Нахум, и это было тем, что я поняла.

Однако сколько битов информации содержит наше сознание? Или хотя бы одна наша мысль? Я подумала про себя: «А что, если этот человек продувает мои микротубулы?» Сколько информации в битах при этом расходуется? Неизвестно. «Одна мысль несет в себе миллиард бит? – спросил Нахум. – Или десять миллиардов? Мы не знаем. Если взглянуть на человеческое сознание, сколько в нем воплощено информации? Сколько в битах? Мы не знаем». Однако это не столь уж существенно. Что для нас действительно важно, так это возможность измерить изменения в системе, следуя нашей основной задаче – определить, существует ли душа. Потеря энергии, возникающая, когда душа улетает в «оконце», может быть зафиксирована – по крайней мере, теоретически – как потеря веса.

Фирма Фербэнкса не создаст весов для Герри Нахума и тех задач, которые он обрисовал в разговоре со мной. Может быть, такие весы сделает кто-нибудь еще? Не исключено. Со времен Макдугалла этот прибор прошел в своем развитии немалый путь. Существуют весы, способные легко и точно отмерять микрограммы – миллионные доли грамма. Поймать одну миллиардную грамма – нанограмм – также возможно, хотя и дорого. «А как насчет пикограмма? – рассуждает Нахум. – Это триллионная доля грамма – 10 в минус пятнадцатой степени килограмма. Можем ли мы измерить такую величину? Да, можем. Помните, я упоминал число 10 в минус тридцать восьмой степени?» Да, я помнила: мы говорили, сколько должен весить один бит информации. «Должен заметить, что могу измерить 15 порядков от этой величины. Остается вопрос: могу ли я уловить еще 20 порядков?» Пожалуй, у доктора Нахума не было такой необходимости. Принимая во внимание то обстоятельство, что сознание человека включает огромное множество битов информации, он мог легко обходиться без весов с ценой деления в 1 пикограмм.

Герри отметил, что направленные потоки электромагнитных полей вокруг закрытого ящика – это более существенная проблема, чем весы. Ни один из детекторов не ограничен восприятием одного четко ограниченного спектра излучений. Поэтому наложения потоков и данных неизбежны – и доктору пришлось бы импровизировать по ходу эксперимента. Несмотря на подобное затруднение, ученый полагает, что такое измерение провести можно.

Но что будет, если душа – остаточная энергия/информация, которую не зарегистрируют детекторы электромагнитного излучения, – никуда не устремится, а просто, знаете, как бы испарится, точно по мановению волшебной палочки? Ну, перестанет существовать – и все? Когда я думаю о смерти, этот вопрос всегда нагоняет на меня тоску. Хотя и давно мне наскучил. Быть такого не может, заявил мне Нахум. Вспомните первое начало термодинамики: энергия не может возникнуть из ниоткуда и не может исчезнуть в никуда. Она обязательно должна куда-то переходить. Герри поведал, что убедился в правильности этого принципа в приложении к жизни сознания, когда ему было пять лет. Примерно в том возрасте, когда вы или я распутывали загадки, связанные со шнурками на обуви, Нахум «размышлял о том, какая это отсталая штука – то, что нет никакого выхода». Он немного повернулся на вертящемся стуле, чтобы прямо взглянуть на меня. «Затем возник вопрос – а куда оно идет? Заметьте, сомнение было не в том, присутствует оно здесь или нет, – оно здесь».

Герри помолчал минуту, давая мне возможность усвоить мысли из области квантовой теории, которые он в довольно концентрированном виде пытался передать. В углу потолка световая трубка замигала и погасла. В полном соответствии с первым началом термодинамики мы знали: где-то в уголке нашей Вселенной только что зажегся не слишком привлекательный, но очень экономичный огонек.

Хотя Герри Нахума уже давно интересует жизнь души, он не религиозен. Тем не менее у него были весьма любопытные контакты с католической церковью. «Я пришел к ним много лет назад, будучи очень наивно настроенным. Искал финансирование. И обрисовал все примерно так, как только что для вас». Я представила себе епископов, сидящих на своих креслах с высокими спинками, и Нахума, тут и там перемежающего свою речь – с ее неровным ритмом и нарочитой прозаичностью – обращением «Вше превосходительство».

Монсеньоры не поняли всех особенностей предложения ученого, но уловили достаточно, чтобы ощутить, насколько оно их нервирует. «У них есть система верований, и они знают готовый ответ. Им не нужны доказательства, которые можно приводить или не приводить. А если бы результаты не соответствовали тому, что уже установлено, случилась бы катастрофа. Эти люди не хотели брать на себя подобный риск». После первой аудиенции Нахума пригласили вновь. И на этот раз обстановка оказалась куда более официальной. Были призваны сторонние эксперты – теологи с познаниями в областях космологии и физики. И они не только не предложили открыть финансирование проекта Герри, но сделали все, что было в их силах, дабы отговорить доктора от его затеи. Они толковали о «божественной воле» применительно к разделению миров и пытались представить дело так, будто эксперимент, предлагаемый Нахумом, угрожает пробить брешь в подобном разделении. Последствия, предупреждали они, могут быть неизмеримо чудовищными. «Они, – рассказывал доктор, – предвидели возможность того, что некая темная «схизма» пробьет дорогу доселе неизведанной «силе», которая ворвется в наш надежно защищенный мир». И вновь возникла метафора окна. Герри обвинили в попытке «открыть окно, которое, возможно, затем не удастся закрыть».

Однако, как предполагается, подобное окно открывается само по себе всегда, когда кто-то умирает. Почему же нужно думать, будто именно доктор Нахум проявляет излишнее любопытство, стремясь открыть его? Почему его эксперимент должен помешать окну закрыться? И почему души не могут, как все мы, входить и выходить через двери?