Клад Царя Гороха - Дарья Калинина

— Только обувь свою оставил.

— Обувь?

— Да, кроссовки.

— Где они? — оживился Жуков. — Вы их трогали?

— Да.

— Плохо, — посуровел Жуков. — Разве вы не знаете, что на месте преступления нельзя ничего трогать, перемещать и так далее?

— В первый раз в лесу, когда мы вам показали медальон Ноя, вы ничего такого нам не сказали!

Жуков на мгновение онемел, а потом нашелся что ответить:

— Так там не было состава преступления. А мало ли какие безделки на месте трагедии могут оказаться. Медальоном этим нельзя было нанести таких увечий Боцману, чтобы он скончался. А значит, медальон в несчастном случае роли не играл. Вот я вам и не сказал ничего. А тут вы напортачили, работе следственных органов помешали.

И решив, что и так достаточно сказал, Жуков грозно нахмурился и прикрикнул на друзей:

— Давайте-ка эти кроссовки сюда! Или нет, лучше сходи-ка ты сам, — повернулся он к эксперту. — Посмотри, может, они их еще не совсем залапали своими руками. Посмотришь и мне скажешь, можно ли будет Аслана вызвать?

— Я выясню, — кивнул эксперт.

Пока он и Ваник ходили за оставленными в соседней комнате кроссовками, в дверь дома Марьи Степановны неожиданно постучали.

— Марьюшка! — раздался женский голос, высокий и чистый, очень похожий на голос самой Марьи Степановны. — Ты дома? У тебя все в порядке?

— Смотрим, машина полицейская стоит, — раздался и второй голос, пониже, но мелодичный и приятный. Ты там как?

Марья Степановна всколыхнулась:

— Это мои сестры! Волнуются! Надо им открыть.

— Открывайте! — буркнул Жуков, крайне недовольный тем, что его отвлекают от дела, но не осмелившийся перечить. — Пусть зайдут старушки.

Такая уступчивость пожеланиям хозяйки дома приятно удивила подруг. Они даже подумали, что были к Жукову несправедливы. Но оказалось, что у того есть мотив быть добрым и великодушным с пожилыми дамами.

Двери открыли, старушки вошли в дом.

— Добрый день, Шурик, — кивнула одна из старушек Жукову. — Как твоя язва? Болит?

— Спасибо вам, Елена Степановна, совсем отпустило после ваших настоек, — смиренно отозвался Жуков.

— А спину больше не ломит? — спросила вторая.

— И вам спасибо, Татьяна Степановна, совсем перестало болеть. Прямо как мальчик летаю.

Подруги поняли, что эти три старушки Степановны и есть те три сестры, что приехали в Торфяное пару лет назад и приняли после смерти фельдшера всю его бывшую клиентуру. Ну а так как лечение их действительно помогало, то ехали к ним теперь и из соседних поселков и деревень, также лишенных нормальной медицинской помощи.

И так как тащиться в город самому господину Жукову было элементарно лень, да и жалко тратить время, силы и деньги, он также обращался за помощью к этим трем лекаркам.

— Ну-ну, мальчик, — усмехнулись старушки в ответ на шутку Жукова. — А сюда к сестре-то ты чего пожаловал?

— К ней пришел, а к нам и не заходишь.

— Или случилось чего?

— Случилось, дамы, — вежливо ответил им Жуков. — Убийство в доме у вашей сестры случилось. Постоялец ее — мальчишка-студент — взял и свою знакомую в дом пригласил, да после поссорился и забил ее тут насмерть табуретом.

— Убил?

— Насмерть!

— Господи помилуй! — ахнули старушки хором и тут же кинулись к своей сестре с утешениями: — Марусечка, как ты, дорогая?!

— Да так, в себя прийти не могу, — слабым голосом пожаловалась им Марья Степановна. — Таким милым молодой человек мне показался. Или старею я? В людях разбираться перестала?

— Не перестала, не перестала! — хором заверили ее сестры. — Мы видели этого мальчика, не мог он никого убить!

Жуков посмотрел на старушек и крякнул:

— Вот ведь оно как… А мне и самому тоже кажется, что не мальчишка убивал.

Старушки дружно взглянули на Жукова. Да и друзья вытаращились на полицейского во все глаза:

— Как же так? Тут только Израк и Людка и были! Кто еще на нее напасть мог, если в доме только они вдвоем находились? У Израка случались приступы бешенства и раньше.

— Да будь он хоть трижды не в своем уме, психи ведь тоже бывают очень сильными в момент приступа, но не мог мелкий паренек такого удара Людке по голове нанести. Стекольщица ведь высокая баба была. Да еще эти каблучищи на ней. Если они ругались стоя, то вашему Израку, чтобы ее по башке стукнуть, надо было в прыжке это сделать.

— Может, он и прыгнул.

— Или Людка сидела в этот момент.

— Ну, не знаю, — продолжал сомневаться Жуков. — Тут силища немереная нужна, чтобы здоровую бабу так табуреткой с одного удара убрать. Да вы сами посмотрите, табуретка от удара на куски разлетелась. А крепко сколочена была. Я вот, к примеру, на точно такой же табуретке сижу, вешу я немало, а она подо мной даже не скрипнет.

И в знак подтверждения правоты своих слов Жуков подвигал массивным задом, прочно угнездившимся на сиденье табуретки. Почему-то видеть это было неприятно. Родная сестра этой табуретки только недавно проломила голову вполне даже неплохой женщине. Ну, немножко крикливой, немножко вульгарной, но в целом вполне обычной земной грешнице, каких большинство в нашей жизни. Ангелы, как известно, только в раю обитают. За каждым человеком на земле водятся какие-либо грешки, не бывает жизнь человеческая без этого.

Наблюдая за тем, как Жуков елозит на табурете, старушка Марья Степановна закрыла глаза. И подруги поняли, что от этого последнего табурета она тоже избавится в самое ближайшее время. Видеть вещь, которая была символом осквернения ее дома, старушка не могла.

Но Жукова подобные высокие материи не затрагивали. И закончив свои эксперименты с табуреткой, он озабоченно закончил:

— Но решать, конечно, в данном случае экспертам. За ними будет последнее слово. Я тут могу нафантазировать вам черт-те чего, а потом окажется, что все и не так совсем было.

И тут ушлый Жуков умудрился уйти от какой-либо ответственности. Мол, свое мнение имею, но не выпячиваю. Всегда готов прислушаться к словам коллег, а при случае спихнуть на них всю вину.

— Приступайте к делу, ребята, — кивнул Жуков своим сотрудникам. — Все тут тщательнейшим образом осмотрите. Шуточное ли дело, Людка Стекольщица убита. Да она у нас на всех плакатах по области красуется, любимица губернатора, можно сказать, наша собственная торфяновская звезда, и ее убили! Тут могут и журналюги пожаловать. А где журналюги, там всегда шумиха и нездоровая ажиотация в прессе. Тут уж могут и товарищи сверху приехать.

Жуков оказался куда умней, чем подумали о нем подруги в первый раз. Тогда они решили, что перед ними обыкновенный лентяй, который от любой работы норовит отвертеться. Но оказалось, что дело гораздо хуже. Жуков работать мог и умел, вот только делал это исключительно для особ повышенной значимости. К таким он относил и Людку Стекольщицу, которой довелось поручкаться с губернатором, которому была нужна колоритная дама для его плакатов. Да еще и убийство ее случилось в доме одной из старушек-целительниц, ссориться с которыми Жукову совсем не хотелось.