Князь Рысев - Евгений Лисицин

Инквизаторий-библиотекарь смотрел нам вслед, будто у него никакой иной работы не было. А может, он ждал, что мы сейчас выкинем какой-нибудь фокус?

Вместо этого я поменялся с Маей местами — пусть чужое любопытство черной жижей слухов оседает на мне, а не на ней. На миг показалось, что один из инквизаториев одарил меня доброй улыбкой: не иначе, как мое поведение было правильным.

— Идем, — тихонечко шепнул я дочери Тармаевых, когда она почти остановилась. Майка же лишь кивнула, но не смогла выдавить из себя ни слова.

Я взялся за ручку двери. Шестое чувство будто взбесилось, крича, что по ту сторону меня если ждет не сам Сатана, так его заместитель.

Что ж, нерешительных тут гонят взашей. А наука любит смелых. Я дернул дверь на себя, проходя вперед Майи. Внутренний джентльмен возмутился — он-то хотел пропустить даму вперед. Рассудок же внимал подозрениям, говоря что для «дамы»-то как раз тут может быть и опасно. Пускай уж лучше тяжесть первого удара ляжет на мои плечи.

По чести признаться, я был разочарован. Не могу сказать точно, чего ждал, но точно не этого. Воображение весь наш короткий путь до этой самой читальни судьбы рисовало яркие картины. Ему нравилось представлять, что здесь нас встретят мглистый полумрак, россыпь покоящихся в гнездах едва тлеющих факелов. На полу — меловой круг и пентаграмма, возвышающиеся постаменты — для судей и зрителей. И, конечно же, могучий великан, обряженный в робу, стоящий у кострища, где уже обугленной тушкой возлежал наглец, посмевший не уверовать в силу науки.

Три раза «ха»! Нет, наверно, даже не три, а целых десять! В альтернативном мире, где феи рекламируют духи и средство от запора, а из крыс можно сделать живую броню, в месте, где нас вот-вот собирались отправить в самую настоящую преисподнюю, был лишь неплохо обставленный кабинет. Стол, пара стульев, удобное кресло, с десяток шкафов, под витринами которых покоились особо отличившиеся книги. Словно веря, что знания могут сбежать, инквизатории некоторые из самых драгоценных фолиантов, что диких псов, посадили на цепь.

Это что же получается? Тем, кто лет тридцать назад приходил, были баня, и росстань, и черти верхом на бесах, а нам уныние бюрократии? Не иначе как в будущем выдадут адскую банковскую карту с душой на счету — для более удобной оплаты.

Самым подозрительным и неуместным здесь был разве что мольберт — иной вещи, что будет смотреться тут лишней, и не придумаешь.

Художницу, орудующую кистью, кажется, это нисколько не смущало. Она стояла к нам спиной, не желая отрываться от своих художеств даже ради тех, кто явился сюда испытать судьбу на прочность.

Если за мной по-прежнему следили, то я не знал, чего от меня ждали: учтивости? Нетерпеливости? Но и полагаться на Майку в этот раз нельзя — если она будет в каждой бочке затычка, то пролетит мое поступление как фанера над Парижем.

Откашлялся, будто прочищая горло. Там, откуда я родом, этот прием частенько срабатывал. Впрочем, чаще все же срабатывали только наглость да хамство — вежливость воспринимали за слабость.

Девица отреагировала и обернулась. Да уж, из-за фигурки и длинных волос со спины она казалось юной девчонкой. Но с морщинистого лица на нас смотрели глаза старухи. Она прищурилась, будто тоже обладала даром ясночтения. На деле же ее подводило плохое зрение — отложив в сторону кисть, она начала шарить по столу в поисках очков. Возможно, просто не услышала, как мы вошли.

— Здравствуйте, Василиса Егоровна.

— А-а-а, Майя! Тармаевых дочка! Помню-помню, еще вот такой. — Старуха была под стать Ибрагиму — и возрастом, и манерами. Она перевела взгляд на меня, и я понял, что настала моя очередь. Подбоченился, как на показе мод. — И кавалер с тобой!

На меня ее память, оказывается, не распространялась. Впрочем, разглядев меня хорошенько, она приуныла. Явился сын опального чинуши — вот уж радость. Но, раз нас сюда пустили, отказывать поздно.

— По какому делу пожаловали? — будто достав из недр своего огромного стола официозный тон, спросила она: — Неужто свадебный контракт?

Меня еще раз окинули взглядом. Если Василиса Егоровна о чем и думала, так это о том, что Майя достойна куда большего.

— Мы здесь, чтобы пройти ритуал на подтверждение рода. — Вдруг понял, что сказал лишнего, и тут же поправился: — Я здесь, чтобы подтвердить свое право крови официально.

У старухи точно были вопросы к моей спутнице, но она просто кивнула, когда увидела монету на ее груди. Да что ж такое, тут как будто каждая собака знала, что эта самая висюлька означает, кроме меня!

— На ритуал? — буднично и как-то без особого энтузиазма переспросила она. Узловатые, длинные пальцы забарабанили по столешнице — Егоровна с головой ушла в размышления, достойны ли мы такой чести.

Меня вновь пронзило шестым чувством, хоть ясночтение по-прежнему молчало. На миг показалось, что я вижу неясные, бесформенные тени. Живыми облаками они резво вспрыгивали на плечи старухе и старательно шептали.

От этого шепота у меня чуть волосы не встали дыбом. Я не мог разобрать ни слова, но нутром чуял — говорят обо мне.

Нехорошее.

Егоровна же уселась в кресло, откинулась на спинку, прищурилась даже сквозь очки.

— Интересный ты человек, Рысев. Словно сундук с загадками без разгадок. Сегодня такой, завтра этакий, послезавтра еще какую личину примешь.

Майя нахмурилась — для нее сказанное звучало тарабарщиной. Я же понял, что мое дело швах. Уж не знаю, кто и какого шептунка ей там напустил на ухо, но посетили жутковатые мысли, что старуха знает.

Все и в мельчайших подробностях.

Вот только этого мне, блять, и не хватало!

— Любопытно, — продолжила старуха, одарив меня ухмылкой. — Но не будем о грустном, молодой человек. Если я в самом деле могу вас так называть… Пожалуй, вам удалось заинтересовать меня, и я не откажу в вашей просьбе.

Словно из ниоткуда перед нами возникли два довольно мятых, знавших и лучшие годы листа. Я лишь поднял на Егоровну вопросительный взгляд.

— Отказ пишите, чего смотрите? Ваше личное желание, монета, клятва-обещание — мне без разницы. Я лишь не хочу, дабы у Имперского Дома появились ко мне вопросы — не силком ли я затащила вас туда, куда вы хотите отправиться?

Звучало логично. Писали под диктовку, я будто вновь ощутил себя в первом классе.

Взяв наши расписки, старуха их тщательно перечитала и проверила. Уважаю, сразу видно серьезного человека.

Встав из-за стола, она выдохнула — кисть вновь оказалась у нее в руках.

Рывком она развернула к нам мольберт после пары мазков: с него на нас вдруг поглядела сама преисподняя…

Бабка, вооружившись библией, частенько любила рассказывать, что за свои проказы я обязательно угожу в Ад.

Мне на миг представилось жуткая картина, как сейчас она жутко гогочет из могилы. Кто ж вообще мог подумать, что она окажется права?