Дорога войны - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
— Это настоящий сауран! — рассказывала Тзана. — Старики говорят, что он происходит от дикого коня. Ест меньше хомяка, а неутомим. Его бег, как полет стрелы! Его ноги, как крылья сокола!
Нахваливая саурана, девушка подошла совсем близко, коснулась Сергия бедром, и кентуриону отказала его обычная сдержанность — он крепко обнял Тзану. Тугие, почти твердые груди приятно вдавились в область сердца преторианца, а черные девичьи глаза глянули с расстояния меньшего длины ладони. Тзана не сопротивлялась. Выхватив тонкий кинжал, она уткнула его в бок Сергию и сказала ласково:
— В нашем племени есть закон — прежде чем выйти замуж, девушка должна убить трех врагов. Два скальпа я уже сняла.
Сергий убрал руки — в ладонях все еще жило ощущение теплого, гибкого тела — и глухо проговорил:
— Прости.
— Да за что? — сладко улыбнулась Тзана и хихикнула: — У тебя такие сильные руки.
Роксолан затрудненно вздохнул.
— Ты слишком хороша, чтобы оставаться спокойным, — сказал он. — Как сохранить кровь холодной, когда ты так близко, что я даже улавливаю твое дыхание?
Девушка ничего ему не ответила, только сняла платок и мотнула тяжелой копной волос. Посмотрела на Сергия, глаза в глаза. Ресницы ее дрогнули, нагоняя тень.
— Тзана.
Девушка томно закинула руки за голову, собирая волосы, тонкая сорочка красиво облепила груди. Соски набухали и твердели, буравя ткань, — у Роксолана даже губы пересохли. Тзана неожиданно опустила руки и быстро проговорила:
— Покупай коня, а то дядя идет!
— Я беру его, — громко сказал Лобанов, не глядя на саурана.
Подошедший сармат одобрительно покивал. Он снял остроконечный башлык, оголяя бритую голову с одним пучком волос, заплетенным в косицу, вытер пот со лба и натянул свой головной убор снова. Бросив Тзане пару слов, он отошел, громко выкликая Сара.
— Сколько? — спросил Роксолан, продолжая глядеть на Тзану.
— Десять аурей, — ответила девушка, не отрывая своих глаз от его лица.
Это было дорого, но Сергию было не до бухгалтерии. Он отсчитал десять золотых кружочков с профилем императора и протянул Тзане:
— Я хотел бы увидеть тебя еще.
— Ты хочешь… меня? — созорничала девушка, принимая плату.
— Да!
Тзана подбросила монеты на ладони, те зазвенели.
— Дядя сказал, что мы уезжаем домой через два или три дня, — проговорила она. — Я живу за Тизией, мы поедем до Апула, до Бендисдавы.
— До Апула? Тогда я найду тебя!
— Если найдешь, — дразняще улыбнулась девушка, — я поверю, что твое желание не слабее твоих рук.
Она протянула ладонь и положила ее Лобанову на грудь.
— Твое сердце бьется часто! — сказала она довольно. — Послушай мое.
Роксолан дотронулся до теплой кожи под девичьей сорочкой, сдвинул ладонь, приподнимая тяжелую грудь, и уловил взволнованный перестук. Убедившись, что заразила Сергия сердечной хворью, Тзана отняла руку и передала ему поводья:
— Конь твой!
Префект претории Марций Турбон пробудился до свету. Потянувшись, он сел и задумчиво почесал живот. «Кровать надо новую…» — притекла к нему неспешная мысль. Префект похлопал по изножью, отделанному бронзой, с гирляндой из листьев, выложенных серебром, и красномедных ягод. Покачав изголовье с серебряными накладками, вычерненными рисунком — сатиры и менады вьются меж деревьев, он услышал скрип. Да, сдает дерево. Ложе досталось префекту от отца — добротная «павлинья» кровать. Так ее называли из-за волнистого расположения пятен на дощечках ретийского клена, коими кровать была оклеена.
Вздохнув, Марций Турбон сунул ноги в домашние шлепанцы-сокки и встал. Раб-кубикулярий[46]уже приготовил для хозяина большой посеребренный таз с затейливой чеканкой, полный чистой холодной воды. Префект с удовольствием омыл лицо. Раб, престарелый Фульвий, уже был рядом и протягивал полотенце.
Марций прополоскал рот, вытерся и приказал:
— Фанния ко мне.
Кубикулярий поклонился и вышел. Почти тут же в дверях нарисовался Фанний Цепион, цирюльник и пройдоха. Грешков за этим кудрявым молодчиком водилось немало, но префект пока прощал ему — уж больно хорошо Фанний управлялся с бритвой.
Марций уселся на табурет и сложил руки на коленях.
— Ну что ты на меня уставился, как коза на горох? — добродушно проворчал он. — Приступай!
Раб поклонился, достал острую бритву, наточенную до зеркального блеска, и горшочки со снадобьями.
— Хозяин хорошо выглядит, — прожурчал Фанний, смешивая жир с золою и пахучим порошком.
— Да что ты говоришь… — усмехнулся префект.
— Истинную правду!
— Брей, давай, правдолюбец!
Фанний, подержав на подбородке и щеках хозяина мокрую горячую ткань, нанес мазь, а после нежно, трепетно провел бритвой.
— Говорят, наш принцепс меняет власти Рима, — болтал цирюльник. — Раньше над районами прокураторы стояли, а нынче кураторы поставлены, все из императорских отпущенников. Это правда?
Фанний отнял бритву, чтобы услышать ответ, и префект претории буркнул:
— Правда.
— А самым главным будет городской префект.
— Фанний, скажи, зачем тебе это надо знать?
— Как же! Городской префект тоже из отпущенников. Вот, дадите мне вольную — и пойду я в магистраты.[47]
Марций фыркнул в негодовании, и цирюльник поспешно отдернул руку с бритвой, дабы не нанести порез.
— Нашелся магистрат. Добривай скорее!
— Всё, всё уже!
Фанний аккуратно вытер префекту лицо — и смазал зудящую кожу своим знаменитым составом — пощипывающим и холодящим. Потом раб мигом собрал свои причиндалы и удалился.
— Вольную ему… — проворчал префект. — А брить меня кто будет? Куратор?
Он прошел к домашнему алтарю и сотворил молитву очагу, пенатам, предкам. Заботливо отряхнул пыль со статуй богов, стоящих на столе терпентинового дерева. На душе стало спокойнее.
Накинув плащ, Марций Турбон вышел на террасу. И увидел, как раб-привратник поспешно раскрывает створку ворот перед всадником в красном с золотом. «Не иначе, императорский вестник…» — встревожился Марций. Он угадал.
Лощеный гонец осадил коня у самых ступеней, лихо соскочил на дорожку и вытянул руку в салюте.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!