Клуб "Калифорния" - Белинда Джонс

Я никогда не видела Сашу такой напуганной, так что пришлось отложить зубную щетку и полностью сосредоточиться на нашем разговоре.

— Мне хотелось бы, чтобы люди узнали, кто я есть, но кто я есть — вот в чем вопрос! Я не знаю ответа на него. И не уверена, стоит ли мне знать.

— Саша, не глупи! — веселым голосом воскликнула я.

— Понимаю, я тебя уже заколебала, талдычу все время об одном.

— Нет, вовсе нет, — уверила я ее. — Просто я расстраиваюсь, когда ты не видишь других своих качеств. Того, за что все мы тебя любим.

— Мне кажется, я везде лишняя, — дрожащим голосом произнесла она.

— Ты просто еще не нашла свое призвание, вот и все.

— А что, если у меня и нет никакого призвания?

— У всех оно есть. Каждый человек рождается для чего-то определенного.

Не у всех, получается, найти его, разумеется, но я решила не развивать эту тему. Вместо этого сказала:

— Просто некоторые находят себя позже.

И тут же подумала — а другие считают, что уже нашли себя, и дальше даже не пытаются ничего предпринимать. Взгляните на меня! Столько лет я училась искусству украшать интерьеры и мечтала о том, как переделаю «Морской цветок», но теперь мое призвание, о котором я думала и до которого росла, ускользнуло от меня. Что со мной? Есть для меня еще какое-то призвание? Не уверена.

— Может, мне стоило остаться в модельном бизнесе, — упавшим голосом сказала Саша, застегивая полосатую пижаму.

— Ты же ненавидишь модельный бизнес, — напомнила я.

— Ну да. Но, по крайней мере, у меня хорошо получалось.

— Если ты это ненавидела, значит, это не твое призвание, — твердо сказала я. — Это был своего рода отвлекающий маневр. Он нужен был, чтобы понять, что для тебя важно.

Саша пожала плечами, а затем внезапно сменила тему.

— Ты видела эти шторки над ванной? Они открываются прямо на…

Я знала, что она лукавит, но решила не настаивать. Это не тот разговор, в котором легко можно прийти к какому-то решению, так что я подумала, что хороший сон больше пойдет ей на пользу, чем мое подбадривание. Полагаю, теперь настало время для плана Б.

Когда я подошла поближе, то увидела, что по Сашиной щеке течет слеза. Я притормозила, присела на скамеечку сзади и залюбовалась океаном.

Пусть солнце высушит след от слезы, тогда мне не придется ничего спрашивать и ставить ее в неловкое положение. Но когда, наконец, я решилась предложить ей ломтик ананаса на завтрак, то оказалось, что лицо у нее мокрое от слез.

— Саша, что это? — Я была в ужасе, обняла ее и была готова поддержать, если она начнет падать.

— Мне так плохо, Лара, — заплакала она. — Думаю, мне стоит вернуться домой.

— Что? — воскликнула я. — Мы тут еще и двое суток не провели.

— Просто мне кажется, я не смогу.

— Не сможешь что?

Господи, о чем она только думает?

— Не смогу веселиться. Шутить. Ну, я имею в виду, где Зои только взяла силы смотаться в Мексику?

— Не знаю, — покачала я головой. — Я не могу отделаться от видений: Зои танцует на столе с маленьким мексиканцем в зубах.

Саша улыбнулась.

— Когда дома я мечтала об этой поездке, я представляла, как улыбаюсь, лежа на солнышке. Но сейчас мне так же плохо, как и тогда. Даже хуже. Я смотрю, как вы все развлекаетесь, и ощущаю себя такой брюзгой, ненавижу себя за то, что не могу расслабиться и веселиться вместе с вами.

Про меня трудно сказать, что я смеюсь до упаду с тех пор, как мы приехали, но мне никогда в голову не приходило развернуться и поехать домой.

— Просто мы только что приехали. Ты же сама говорила, что смена часовых поясов может у некоторых вызвать депрессию.

— Знаю, но…

Я не закончила.

— Если ты поедешь домой, что ты будешь чувствовать? — я попыталась заглянуть ей в глаза.

Она продолжала сидеть, потупив взор.

— Я буду чувствовать себя несчастной… проигравшей… неудачницей… — Ее голос стал тише. — Но ведь это нормально — все, кто живут в Лондоне, чувствуют себя несчастными. Все-все. Наверное, это из-за переполненного метро, постоянных забастовок, ну и погода виновата тоже. Но здесь небо голубое, золотой песок, пальмы раскачиваются на ветру, а я… не могу все это выносить!

Саша закрыла лицо руками.

— То есть я просто не могу здесь чувствовать себя счастливой, это безнадежно. Должно быть, я…

Голос ее сорвался, поскольку ее душили рыдания.

Я на секунду прикрыла глаза. Это был просто шок. Саша даже в большей депрессии, чем я думала. Пока я напряженно решала, что же сказать, Саша отняла руки от лица и посмотрела на меня.

— Теперь ты понимаешь? Именно потому я и должна уехать, а не то я всем испорчу отпуск.

— Нет, этого просто не может быть, — начала, было, я.

— Простоя…

Она лихорадочно смотрела по сторонам, подыскивая нужные слова. А потом тихонько добавила:

— Мне больше не нравится быть собой. И я не знаю, нравилось ли хоть когда-то.

— А я бы с удовольствием поменялась с тобой местами! — я слабо улыбнулась.

— Ты что, хочешь так себя чувствовать? — Са挽ша посмотрела мне в глаза.

Я кивнула. Потому что я и так себя чувствую ничуть не лучше.

— Просто у тебя черная полоса, — сказала я. — Когда человеку по-настоящему плохо, то он и не сможет веселиться. Его организм будет сопротивляться. Наверное, твое тело уже привыкло ко всем этим неприятным ощущениям, что бы там ни было, так что сначала ты станешь отрицать все позитивное, но потом, напротив, привыкнешь к этому и войдешь во вкус.

Уверена, то же самое можно было сказать не так коряво.

— Но я даже не хочу пытаться. Это ужасно, правда?

Я посочувствовала ей всем сердцем. Именно это случилось, когда я впервые услышала о «Морском цветке». Я настолько испугалась, что не могла уже беспокоиться, так что предпочла впасть в апатию. Но, как показывает время, это оцепенение быстро проходит.

Я взяла Сашу за руку и попыталась как можно тактичнее выразить свою мысль:

— Мы ведь и не ждем, что ты будешь душой компании, этакой женщиной-праздником.

— Разумеется. Я никогда и не была. Что я могу добавить к вашему празднику жизни?

— Себя! — сердито воскликнула я.

Но я не успела перечислить всех ее достоинств. Саша сказала:

— Просто признай это. Всем будет проще, если я уеду.

— Не понимаю, почему ты это говоришь, — нахмурилась я, поправляя прядку волос, прилипшую к мокрой от слез щеке. — Ты не сделала ничего такого, что расстроило бы нас. Разумеется, мы все хотим, чтобы ты осталась.