Огни на равнине - Сёхэй Оока

Я посмотрел по сторонам: мой маленький рай превратился в пустыню. «Картофельные деревья» вырваны с корнем, у хижины сложена большая куча корнеплодов.

– Да, нам жутко повезло, что мы нашли эти корешки, – проронил сержант. – Вообще-то десантники должны были вывести нас к Паломпону.

Паломпон?! Это же самая крайняя точка на северо-западе острова Лейте! Я знал, что порт хорошо укреплен, там много наших войск, а недавно туда поступило значительное пополнение.

– Ваши люди продвигаются в Паломпон?

– А ты что, не в курсе? По армии приказ: всем частям пробиваться в порт Паломпон. В Генштабе, кажется, доперли, что военная операция идет не по плану. Последние семь дней все подразделения отходят к Паломпону. Говорят, оттуда нас эвакуируют на Себу. Смешно, что ты ничего не знаешь! Вот что происходит с теми, кто болтается сам по себе, – они не слышат приказов!

– Так точно, я действительно ничего не слышал.

– Ладно, господа, – помолчав, махнул рукой сержант, – давайте соберем столько картохи, сколько сможем унести, а потом ноги в руки. А ты тоже себе накопай, – посоветовал он мне, – чтобы сил хватило добраться до порта.

– Есть!

Мои новые знакомые обменялись взглядами.

– Можно подумать, мы кучка варваров каких-то, а он весь такой правильный, – буркнул ефрейтор. – Нет, вы только послушайте его: «Есть, так точно!» Я уж и не помню, когда такое слышал. Послушай-ка, братец, – обратился он ко мне, – у нас тут никто не командует. Ты – вольная птица, сам решай, куда и с кем идти. Я, правда, думаю, за нами тебе не угнаться. Ты ведь сильно болен, да?

– Я постараюсь не отставать от вас, – поспешно заверил я.

– Э-э, братец… Хочу тебе кое-что сказать. У нас своя лавочка. Мы крутая троица. Да уж, много чего повидали! В гвинейской кампании участвовали, сражались бок о бок с первого до последнего дня… Хлебнули лиха, скажу я тебе… такое пришлось пережить… даже человечину ели… Надумаешь с нами идти – смотри в оба. Как бы нам тебя не сожрать вместе с картошкой!

Троица дружно загоготала. Тут ефрейтор заприметил мой ранец.

– А это у тебя что такое, а? Чем это ты его так набил? Ишь какой раздутый!

– Это соль, – честно признался я.

– Соль?!

Окрестности огласились радостными воплями.

– Соль! – повторил сержант, на этот раз с уважением. – Да ты прямо настоящий миллионер! Ну… ну, чего же ты ждешь?! Разве не угостишь нас? А то таскаешь один такую тяжесть… Ты же не станешь жадничать, как свинья распоследняя, а? Знаешь, мы возьмем тебя с собой в Паломпон. Ха, не бойся, мы тебя не съедим! Шутка!

– Хорошо, – покорно кивнул я, – угощайтесь!

– Правда? Ты это серьезно?! – делано удивился сержант. – Очень, очень мило с твоей стороны, приятель! Сейчас отнесем все к лачуге и честно поделим, идет? Но сначала надо попробовать!

Все трое подскочили ко мне и тут же запустили руки в мой ранец. Зачерпнув по горсти соли, они набили ею рты. Глаза сержанта увлажнились.

– О, где же ты умудрился раздобыть такое сокровище? – поинтересовался он, когда мы шли к лачуге.

– Внизу, в деревне.

– А ты еще там что-нибудь интересное нашел?

– Нет, только соль.

– Наверняка там была и другая жратва. Ты уверен, что везде хорошо посмотрел?

– Я обшарил только один дом.

– Это плохо. Знаешь, это действительно очень плохо. Могу поспорить, там полно всякой еды. А что, если мы с тобой туда сходим и прочешем всю деревню?

– Я думаю, в деревне опасно показываться. Мало ли кто там может объявиться…

– Гм, пожалуй, ты прав. Нам и здесь не стоит долго задерживаться.

Я посмотрел вдаль. Где-то внизу, за зелеными буграми, лежала деревня. Мое внимание привлек один из холмов. Накануне на его вершине горел костер. И опять в небо поднималась тонкая струйка дыма.

Над лесом по-прежнему тускло блестел крест. Он больше не трогал, не волновал меня. Я избавился от одиночества, обрел приятелей. Во мне возродилась надежда. Я не забыл гору трупов в деревне, помнил, что сам натворил, – все было во мне. Воспоминания роились в дальних уголках моего сознания, точно обрывки ужасного сна. Но известие о Паломпоне мгновенно затмило, вытеснило все остальные мысли и эмоции.

Надежда на спасение окрылила меня, подняла из бездны отчаяния к солнечным высотам радости и ликования. И я понял: все, что со мной творилось с тех пор, как я покинул свою часть, было результатом изоляции. Мрачные видения, расщепление сознания, тяжкие испытания, выпавшие на мою долю, – всему виной было мое одиночество.

Теперь у меня появились приятели. Я поделился с ними солью, и между нами возникли дружеские чувства. Такие люди не могли отвернуться от меня так же легко и просто, как это сделал мой командир взвода!

Я был окружен людьми. Я купался в новых взаимоотношениях. Теперь даже совершенное мною убийство выглядело чем-то пустячным, не важным. Мне казалось, что никакого убийства не было вовсе. Я вновь стал простым японским солдатом – тысячи таких, как я, скитались по острову – и считал, что имею право на спасение, на возвращение домой.

Ах, каким же наивным и доверчивым я был! Поверил в то, что эта жалкая кучка деморализованных отщепенцев за несколько пригоршней соли воспылала ко мне дружескими чувствами! Это глубочайшее заблуждение также стало результатом моей длительной изоляции от человеческого общества.

На земле вокруг хижины чернели перышки.

– Значит, вам все-таки удалось подстрелить кур, – обронил я.

– Да нет, поймали парочку и свернули им шеи, – ухмыляясь, объяснил сержант. – Остальные улетели.

Я разделил соль на четыре кучки и одарил каждого порцией чудесных кристаллов. Я словно священнодействовал, словно совершал таинственный ритуал, который должен был связать нас всех нерасторжимыми узами. Не знаю, что испытывали в тот миг мои приятели, но они напустили на себя торжественный вид, их лица светились признательностью.

– Ладно, братцы, пора собираться в путь, – сказал сержант. – Тамура, а ты поторопись! Набери себе картошки. Знаю, знаю, ты поделился с нами солью и думаешь, что мы могли бы отдать тебе часть наших запасов. Но пойми, мы должны все взять с собой столько, сколько сможем унести. Пригодится каждый кусочек. – Он взглянул на разоренное поле и осклабился: – Гм, не очень-то много мы тебе оставили, а? Надеюсь, ты простишь нас за то, что мы учинили такой погром в твоих владениях!

Сержант пребывал в прекрасном расположении духа.

Я выдрал из земли несколько «картофельных деревьев», по примеру своих приятелей выбросил противогаз из сумки и набил ее корнеплодами. Потом мы отправились в путь. Сначала шли по тропе, которая когда-то привела меня к плантации, затем спустились к реке и, следуя ее течению, долго-долго брели по берегу. У подошвы холма тропинка резко вильнула в сторону, а мы продолжили двигаться строго на север.