Банк - Дэвид Блидин

— Я могу попросить помочь кого-нибудь из секретарей?

— Все заняты оформлением клиентских счетов за неделю, — ответил начальник, недобро прищурившись. — С такой ерундой ты должен справляться самостоятельно. Ты уверен, что нам не нужно говорить с начальником отдела кадров?

Я даже не мог на него смотреть, боясь, что совершу какой-нибудь безумный поступок: удавлю босса галстуком или отвешу пушечного пинка, чтобы Сикофант зарылся мордой прямо в бумажную гору.

— Нет, все в порядке.

Шесть часов я убил на архивацию, пока не разложил все бумажки в двадцать коробок. Шесть часов пошли к чертям, а ведь я мог собирать данные для модели приобретения контрольного пакета акций с привлечением заемных средств, которую Волокита хочет видеть к концу недели, или готовить буклет по телекоммуникационной сделке к новому прогону, намеченному на завтрашнее утро. Черт, опять до ночи корпеть придется. Хорошо хоть Сикофанта целый день не будет в офисе — уехал на встречу, иначе мне пришлось бы, сидя на корточках, разбирать бумажки под пристальным прищуром начальства, восседающего за столом. Слегка унизительно, мягко говоря.

Теперь предстояло перетащить коробки в архив. Дорога туда, по информации Грязного Хиппи-Завхоза, включала спуск на лифте до первого этажа и топанье пешком по лестнице на три пролета вниз, а там — по узкому коридору. Коробки, набитые бумагами, которые никогда больше не увидят дневного света, оказались жутко тяжелыми. Я спросил Полностью Некомпетентную Секретаршу, нет ли поблизости тележки для развоза почты, но она лишь щелкнула жевательной резинкой, тупо посмотрела на меня с раздражающе безразличной миной и вернулась к игре «Сапер».

Оформляет счета клиентов, как же. Черта с два!

Ладно, справлюсь. Я поставил одну коробку на другую, нагнулся и попытался поднять. В спине что-то предупреждающе хрустнуло. Ладненько, значит, не справлюсь. Я поднял одну коробку и пошел к лифту.

К этому времени я порядком вспотел: два огромных мокрых пятна расплылись на белой рубашке под мышками, и брюки промокли насквозь по линии пояса. Я втащил коробку в лифт и ткнул пальцем в кнопку «вестибюль». Закрыться дверцам помешал каратистский удар: они разъехались, открывая взгляду Блудного Сына.

А-по-фигей.

Мы поехали вместе.

— Вкалываешь в поте лица, а? — засмеялся Блудный Сын.

Я комически-печально вздохнул, поддерживая шутку:

— Сикофант велел раскидать по коробкам все до единой бумажки, которые прочел, и отволочь в архив в подвале.

Блудный Сын хохотнул и скрестил руки на груди; тонкая ткань рубашки обтянула напрягшиеся бицепсы.

— Да, он известный мудила.

Так-так, а вот этот разговор я поддерживать не стану. Успешно сорвать злость, выпустить пар и получить полное удовлетворение можно лишь при наличии равной закабаленности. К тому же с этого гаденыша станется повторить все мои слова в уши адресату.

Оставшиеся этажи мы спускались в неловком молчании (неловком для меня, разумеется. Блудному Сыну незнакомо чувство неловкости) и, когда двери открылись, разошлись, сухо кивнув друг другу на прощание. Я засмотрелся, как он выходит через вращающуюся дверь — несомненно, на дневной секс-сеанс с бывшей капитаншей команды болельщиц, ныне торгующей дорогими гелями для тела в ближайшем универмаге, — и на кого-то налетел, ничего не видя из-за коробки, которую пер. Раздался женский вопль. Уронив коробку, я поспешил на помощь к скрючившейся фигуре.

— Ой, моя нога!

Ну конечно, высшие силы не могли устроить нам встречу иным способом.

Женщина с Шарфом.

— Извините неуклюжего, ради Бога!

Она подняла глаза и вытаращила их помимо воли.

— Опять ты! Господи, как в дешевой романтической комедии с Сандрой Баллок!

Я помог ей подняться.

— Ты не виноват, это все дурацкие каблуки… — признала она, оправив платье.

— Еще раз прошу прощения. Мне надо было смотреть, куда иду.

— Расслабься, — отмахнулась она. — Ерунда. — И, смерив меня взглядом, насмешливо осведомилась: — Где ты так вспотел? В спортзале в этой рубашке качался?

Я вспомнил об огромных пятнах пота, молясь про себя, чтобы дезодорант оказался эффективным.

— Начальник велел перетаскать коробки в архив в подвале. Можешь поверить, не самая приятная работенка.

— Разве у вас нет секретарей или почтовых клерков, чтобы помочь?

— Именно это я и сказал, но у босса с недавних пор вожжа в заднице. Жена сбежала с кабельщиком.

— Да, это малоприятно. С другой стороны, так ему и надо!

— О да!

Мы тихо засмеялись.

— Слушай, мне очень неловко за тот случай, так тебя подставил…

— Да ладно, бывает. Не беспокойся об этом.

Я робко улыбнулся. Женщина с Шарфом подавила зевок. Похоже, она была так же вымотана, как и я.

— Ну что ж, возвращайся к своим архивам. Меня наверху ждет изрядное ксерокопирование, но, боюсь, по части дерьма твое поручение побеждает с большим отрывом.

Я посмотрел на коробку, наполовину скрытую цветочной композицией.

— Может, попьем кофе? Раз мы уже внизу, это займет всего пару минут.

Она обдумала мое предложение.

— Да, немного кофеина будет в самый раз.

Когда мы встали в конец длиннейшего хвоста к кассам, я уже жалел о проявленной инициативе. Мы улыбались друг другу, я видел, что Женщина с Шарфом ожидает от меня остроумной болтовни, но зациклился на всяких мелочах, связанных с работой, а кто в здравом уме захочет слушать о скорости печати наших цветных принтеров? Разве что девицы, которых клеит Стар.

— Извини, — промямлил я, — просто, ну, это, не знаю…

— Расскажи мне о своей работе.

— Но это же скучно!

— Работе полагается быть скучной. В любом случае это лучше, чем смотреть, как ты стараешься меня чем-нибудь поразить.

Она ободряюще улыбнулась.

— Ну хорошо. Например, сегодня меня заставили перетаскать вниз коробки…

Рассказать о несправедливостях, творящихся в Банке, — все равно что помочиться пьяному в хлам, и вскоре всякая неловкость растворилась в потоке облегчающей душу болтовни. Я прошелся по Сикофанту, а собеседница угостила меня байками о собственной начальнице, стервозном и безапелляционном паровом катке вроде Мэгги Тэтчер.

— Похоже, она у вас абсолютный тиран.

— У-у, еще какой! Мы называем ее ПМС[25]-экспресс.

— Значит, вы тоже используете прозвища?

— Ну конечно, — потупилась она с притворной скромностью. — Как везде.