В тихом омуте - Уильям Райс

Неужто Бен Вальдшнеп и правда так и не вернется до самого рассвета?

Мерзавец… Вспомнив про наглость и самоуверенность мужа Тони, Джеймс почувствовал, как у него невольно сжимаются кулаки. Бен словно нарочно подталкивал жену к измене. Что ж, тогда поделом ему — он уж постарается, чтобы этот наглец получил по заслугам. Достойной наградой за такое поведение Бену станет пара развесистых рогов…

Джеймс притормозил напротив парадного входа. Стекла высоких и узких, в готическом стиле, окон жутковато поблескивали в серебристом свете луны. Джеймсу льстило, что Тони, такая строгая и неприступная, никогда не изменявшая мужу, вдруг выбрала его. Он невольно почувствовал в сердце нарастающую нежность…

Над крыльцом вспыхнул свет. Джеймс задрал голову вверх — дом был высоченный, с готической, сужающейся кверху крышей, с множеством печных труб, которые торчали ввысь, словно ведьмины метлы. Брр, ну и местечко! Джеймс, не выходя из машины, оглядывался по сторонам, когда парадная дверь распахнулась, и в проеме нарисовалась ладная фигурка Тони.

Тони, нежная и ранимая…

— Объезжай вокруг дома, — попросила она. — А я пока открою конюшню.

Залитое лунным светом, её прелестное миниатюрное личико почему-то напомнило Джеймсу лицо царевны эльфов. А огромные глаза показались ему ещё больше, чем прежде. Сердце Джеймса преисполнилось нежности. Выбравшись из машины, он приблизился к Тони.

— Мы уже давно не пользуемся конюшней, — пояснила она. — Твоя развалюха может там хоть месяц простоять, и никто её даже не заметит.

Развалюха? Уязвленный до глубины души, Джеймс окинул взглядом свой желтый «ягуар». Что ж, и правда — развалюха. Видя недоумение Тони, он улыбнулся, и Тони сразу засмеялась. Затем она отвернулась и направилась вдоль дома, позвав его:

— Следуй за мной, и побыстрее!

Джеймсу это понравилось — мешкать в его планы не входило. Тони уже скрылась за углом дома, когда он уселся в «ягуар», завел мотор и последовал за ней. Он обогнул угол, и зажженные фары автомобиля выхватили из темноты Тони и распахнутые ворота конюшни. Сбоку остался также пустовавший гараж. Он едва успел въехать в конюшню, как Тони поспешила закрыть ворота…

Трепеща от возбуждения, Джеймс выбрался из конюшни и заключил Тони в объятия. Она была почти на полголовы ниже Николя, последней женщины, которую он обнимал. На цыпочках едва доставала до его рта. Джеймс мигом осознал, что под шелковым халатиком у Тони не было ничего.

— Я очень многое обдумала, прежде чем позвонить тебе, — прошептала она, и их губы сомкнулись.

Целуя Тони, Джеймс тоже раздумывал. Он машинально отметил, что подъездная аллея, по которой он подкатил к её дому — единственная, и, следовательно, встретив на обратном пути Бена, он должен без запинки выложить тому причину, которая привела его к Тони в столь неурочный час.

Эти мысли порядком подпортили Джеймсу удовольствие от их первого поцелуя.

— Пойдем же, — позвала его наконец Тони.

Джеймс послушно проследовал за ней вокруг дома. Поднялся по ступенькам крыльца. Тони то и дело оглядывалась через плечо, словно желая удостовериться, что Джеймс не сбежал. Наконец, уже в прихожей, когда дверь за ними захлопнулась, Джеймс не выдержал и, снова обняв Тони, страстно поцеловал её. При этом машинально осмотрелся: так, светлые обои, пушистый ковер от стены до стены, элегантная лестница… Господи, а ведь это дом Бена Вальдшнепа! А вдруг Бен вернется раньше и застанет их на месте преступления? На мгновение кровь застыла у Джеймса в жилах; он украдкой покосился на Тони — в мозгу вновь засвербили мысли об осторожности и бдительности. Он снова посмотрел на Тони, на её ладное, возбуждающее тело, укутанное тонким зеленым шелком. Огромные глазищи, бледная и нежнейшая голубизна, мучительный вопрос в них, сомнение на манящих, призывно полуоткрытых губах. Словно какое-то неведомое шестое чувство подсказало ей, что Джеймс трусит.

Трусит — самое меткое слово.

— Тони…

Голубые глаза впились в него с немым вопросом. Миниатюрная ручка навесила на дверь цепочку.

— Что?

Слово это слетело с её губ едва слышно, как дыхание младенца. Вызов, приглашение — выбирать было Джеймсу. Для него вопрос прозвучал так: что, сдрейфил, да? Хочешь пойти на попятный?

Но мысли и опасения потонули в его собственном голосе:

— Тони, милая, ты просто прелестна. Ты меня с ума сводишь; когда ты позвонила, я просто ушам своим не поверил, но теперь, когда мы здесь, вдвоем…

Джеймс уже сам не слушал, что говорит. Шелковый халатик распахнулся, руки его как-то сами собой развязали узел, заползли внутрь, нащупали атласную кожу, скользнули выше, к нежным грудям…

О, господи!

— Всю жизнь я мечтал о такой женщине, как ты, — пьяно бормотал Джеймс. — Нежной и дурманящей…

По большому счету, все они были такими. Если мечтаешь о женщинах — а Джеймс мечтал о них почти постоянно, — то именно такими они представлялись, а затем и оказывались — нежными и дурманящими. С некоторыми вариациями, разумеется.

— Сейчас семь минут четвертого. — Джеймс изогнул запястье руки, ласкавшей правую грудь Тони, и посмотрел на циферблат часов, пристроившихся к пухлому соску. Сосок был розовый, а не коричневый, и нежный, как у девочки-подростка; не удивительно, ведь детей у Тони не было. Удивительно другое — у такой миниатюрной женщины, по всем статьям уступающей Николя, грудь была пышная и налитая, и в то же время какая-то юная, нетронутая… Когда он должен вернуться? — спросил Джеймс.

(«Он», а не «Бен» или «твой муж». Естественное желание думать о рогоносце обезличенно).

— Трудно сказать. Прежде он никогда ещё не вел себя так… развязно и цинично.

Джеймс пристально вгляделся в её глаза. Если Тони делала все это только из ревности, влекомая чувством мщения, то держалась она поразительно хладнокровно. Она выглядела такой спокойной и уверенной, словно продумала все это заранее.

— Почему ты улыбаешься? — спросила она.

— Разве я улыбаюсь?

Тони кивнула, озабоченно глядя на Джеймса.

Он пожал плечами.

— Наверное, я просто подумал, что мы оба чокнутые.

— Ты, возможно — да, — промолвила Тони. — Я же прекрасно знаю, что делаю.

Она так и поедала его глазами, словно пытаясь выведать, какое впечатление произвели её двусмысленные слова. Но Джеймс не стал тратить время на их разгадывание; он давно уже твердо уяснил, что разбираться в вывертах капризного женского ума — занятие совершенно пустое. Вместо этого он вопросительно посмотрел в сторону лестницы.

— Ты прав, — кивнула Тони, перехватив его взгляд. Она запахнула халатик и решительно шагнула к ступенькам. — Пойдем, не будем терять времени.

Предаваться любви с Тони после Николя было сродни тому, чтобы после лимузина пересесть за руль детского автомобильчика.