Государь - Александр Мазин

– Я бы пошел, – заявил Сигурд. – Мне нравится.

– И мне любо! – поддержал Претич и покосился на черниговского князя, которому служил до того, как перейти к Владимиру.

– Сам не пойду, – покачал головой Фарлаф. – Не люблю морем плыть. Но воев бы дал. Пять сотен.

Путята пробубнил что-то себе под нос, но тихонько. Добрыня сказал: помалкивай, значит, молчим. За княжьим вуем Путята ходил, как нитка за иголкой. Истово и преданно. Обоих это устраивало.

– Ну раз договорили, то пора и усы медом смочить, – завершил Добрыня, и военный штаб киевского князя отправился пировать.

– Ты это ловко пошутил с порфирородной принцессой, – похвалил великого князя Сергей. – Теперь любое твое требование малым покажется.

– Пошутил? – Владимир удивленно поглядел на своего воеводу. – А с чего ты взял, что я – пошутил?

Артём приехал в Киев через неделю. С полусотней гридней. Остальная его дружина продолжала «воспитательную работу» среди уличей.

– Хорошо потрудился? – спросил Духарев сына за обедом.

Артём улыбнулся:

– Недурно. Прибрался как следует. Оставил, только чтоб до весны дотянуть да поля засеять. Кормильцев мы с тобой проредили. Теперь смердам не до бунтов. А капища языческие вымел начисто. Вот уж кто зажирел так зажирел.

– Может, не стоило богов обижать? – деликатно вмешался Артак. – Боги – они обидчивые.

Они с Рёрехом традиционно присутствовали на семейном обеде.

– Не боги это – идолы! – тут же вмешалась Сладислава.

Рёрех заперхал. Это он так смеялся.

Потом изрек:

– Смердьих богов бояться нечего. Их вон даже сами смерды палками бьют, если не угодят. Скажи лучше, много ль взял?

– Золота почти пуд, серебра – за две сотни гривен. Остального и не считал. А жадные они, эти жрецы! Иному и пятки припечешь, и шкуру на ленты распустишь – молчит, как идолище его. Но я для таких дел четверых нурманов взял. Эти…

– Нашел о чем за столом говорить! – сердито оборвала его мать. – Лучше о внуках расскажи!

– А что – внуки? – пожал плечами Артём. – Малы еще, а за тот месяц, что ты их не видела, не особо и подросли.

– А здоровы ли?

– Уезжал – были здоровы. А коли так печешься, приезжай. Княгиня моя тебе рада будет.

– Так уж и рада? – усомнилась Сладислава. – Две хозяйки на одном подворье…

– Почему ж две? Она хозяйка, а ты – гостья дорогая! Отдыхать будешь да нежиться. А то бегаешь тут целый день без роздыху!

– Мать дразнишь? – поинтересовалась Сладислава. – Это ты в Уличе своем – князь. А от меня живо ложкой схлопочешь!

Артём встал, обошел вокруг стола, обнял мать:

– Ох, матушка, матушка! Столько лет прошло, а ты – всё такая же!

Возвращаясь на свое место, сочно хлопнул по заду девку-прислужницу:

– Вина налей! – Снова встал: – За вас, батюшка и матушка! Живите вечно и горя не знайте!

– Артём, ты от взятого на уличах дольку князю отдай, – вполголоса сказал сыну Духарев. – Гривен десять. А то на тебя уже жаловаться приходили: мол, зоришь святыни языческие!

– И что Владимир?

– Я ему разъяснил, кто и что зорит, но подарок ему будет приятен. Не помешает. И еще одно у меня к тебе дело есть. Ты ведь с Вольгом, которого Варяжкой кличут, дружен был?

– Не без того, – кивнул Артём. – Было время, у меня сотником ходил. Пока Ярополк его к себе не приблизил.

– Не попробовал бы ты его уговорить обратно в Киев вернуться? Не дело это, когда сын Ольбарда белозёрского с печенегами по Дикому Полю шастает.

– Я, может, и попробовал бы, да что скажет Владимир?

– С Владимиром я решу.

– Вот это правильно! – одобрил прислушивавшийся к беседе Рёрех. – Я б и сам с Вольгом поговорил, да стар уже для дальнего пути. Но можешь передать ему, что я ему наказываю от копченых уйти. Я в роду годами старший, он повиноваться должен!

– Непременно скажу, дед. Что еще, бать?

– Еще? К ромеям с нами летом не хочешь сходить?

И вкратце пересказал будущие перспективы похода в Византию.

Артём выслушал внимательно, потом покачал головой:

– Не поеду, батя. Надо ведь и земли наши кому-то от копченых защищать. Сам знаешь: уйдет великий князь с дружиной – они и тут как тут. Пусть Славка идет. Он не откажется. Когда он, к слову, возвращается?

– До весны точно вернется.

– Вот и ладно, – кивнул Артём. Поднялся. – Спасибо, Господи, за трапезу сию! И вам, батюшка, матушка, спасибо! Пора мне к великому князю. Думаю, ему уже донесли, что я приехал.

– Погоди! – сказал Духарев. – Я – с тобой. А гридней своих можешь тут оставить. У меня нынче места вдоволь. Развай мне новых ближников еще не набрал.

И помрачнел, вспомнив о потерях.

* * *

Детинец, как всегда, был полон народу. Мастера гоняли отроков и детских, выводили и заводили коней, таскали в терем всякую снедь, резали живность для вечерней трапезы…

Воеводу и его сына приветствовали радостно и с почтением.

А со старым другом Устахом, тренировавшим на «детском» углу подворья троих беловолосых мальцов, одним из которых был старший сын Рогнеды и Владимира Изяслав, Сергей Иванович и вовсе обнялся.

Но дело не ждет.

– Сбегай к князю, – велел Духарев подвернувшемуся отроку. – Скажи: мы пришли.

Отрок умчался.

Однако первым появился не он, а Добрыня.

Обменялись приветствиями.

– Воевода, хотел бы с тобой кое о чем поговорить. Думаю, Владимир обойдется без тебя некоторое время. Пойдем!

Отказывать дядьке и правой руке великого князя Духарев не стал. Последовал за Добрыней в отведенные тому покои.

Артём остался ждать посыльного.

Однако шустрый отрок всё не возвращался, а вместо него появился средних лет воин с длинной, как у старца или волоха, бородой. Встал, подбоченился, клянул с вызовом:

– Ты – князь улицкий?

– Я. А кто ты? – Артём оглядел наглеца, пытаясь определить его статус. Роста среднего, плечист, на голове – немного странный для Киева высокий шлем с небольшим козырьком, бородища. На тулове – отличная, явно восточной работы двойная кольчуга, поблескивающая маслом. На ногах – мягкие сапоги. На поясе длинный, тоже восточный, кинжал и длинная арабская сабля в недешевых ножнах. А вот пояс… Пояс самый обычный. Широкий, с серебряными бляшками.

А должен быть – золотой. С таким-то вооружением.