Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

тяжело…

Эркин забросил свои мешки в кладовку, туда же не глядя кинул куртку и взял вёдра с грязной водой.

Было уже совсем темно и по-осеннему прохладно. Он по памяти прошёл к выгребной яме, вылил грязную воду и огляделся. Светились окна в соседних домиках. Ну, что ж, если его и видели… ладно. Уезжал на заработки и вернулся. Обычное дело. Идя к дому, Эркин запер калитку, попробовал дверь сарая, запер за собой нижнюю дверь, поднялся по лестнице, запер верхнюю дверь.

– Ага! Вернулся! Мама, он вернулся.

Алиса в тёплой зимней пижамке и тёплом платочке проводила его на кухню, куда он отнёс вёдра, оттуда в кладовку, а увидев, что он разувается, убежала и через мгновение вернулась.

– Вот, не ходи босым. Мама, правильно?

Эркин взял и повертел в руках странную обувь. Подошва и носок. А, так это для дома…

– Алиса, за стол, – Женя вошла в кладовку. – Ну как, не малы? Я сама шила. Идём ужинать, Эркин. Ты с дороги…

Она говорила быстро, будто боялась, что её перебьют, не дадут сказать. Он молча смотрел на неё, держа в руках эти… как их?… Да, шлёпанцы, да… Эркин уронил их, почти бросил и шагнул к Жене, обнял. Она, всхлипнув, уткнулась в его грудь.

– Мы ужинать будем? Я жду-жду… Мам, ты держи его, – Алиса радостно перемешивала русские и английские слова. – Я есть хочу.

– Да-да, – Женя подняла голову, – обувайся, пойдём.

Эркин с трудом заставил себя разжать руки, наклонился, отыскивая шлёпанцы, надел.

– Не малы? Эркин?

– Нет, спасибо, – медленно ответил он.

Алиса, вцепившись в его руку, потащила за собой в комнату.

Узорчатые плотные шторы. Их не было. Лампа. Лампу он помнит. И всё остальное… всё то же…

– А руки мыть? – дёргала его за руку Алиса. – Ты всегда руки моешь, я помню.

Эркин вернулся на кухню, вымыл руки и лицо, подбивая палочку рукомойника. Рядом висело полотенце. Вафельное.

– Алиса, ты сядешь за стол?

– Ну, мам, я Эрика стерегу.

Как только он повесил полотенце, Алиса опять вцепилась в его руку и потащила в комнату.

Наконец сели. Женя положила на тарелки обжаренный хлеб с вареньем, налила чай. Алиса удовлетворённо вздохнула, утыкаясь носом в чашку. Ну вот, всё в порядке, все в сборе.

– Бери ещё, Эркин.

– Я сыт, Женя, правда.

– Эркин, ну, как ты сыт, когда весь день в дороге.

– Женя, мы два раза ели.

Они всё время, в каждой фразе называли друг друга по имени, наслаждаясь возможностью произносить это вслух.

– И что же вы ели?

– Лепёшки, сэндвичи, чай у нас был. Фредди и Джонатан ещё кофе пили.

– Эркин, а кто это?

– Фредди? Он – старший ковбой, Женя. А Джонатан – лендлорд.

– Это он вас нанимал, Эркин?

– А что такое лендлорд?

Эркин посмотрел на Алису и улыбнулся.

– Ну, он хозяин имения.

– Ага, – глубокомысленно сказала Алиса, – а имение… – она не договорила, уложив голову на стол и закрыв глаза.

Женя негромко засмеялась.

– Угомонилась. Сейчас я её уложу.

Эркин молча смотрел, как она вытаскивает из-за стола и укладывает в постель Алису, бормочущую, что она вовсе и не спит.

– Ну, всё, спи, маленькая. Спокойной ночи.

– Мам, ты его держи, он опять уйдёт, – очень ясно сказала Алиса, окончательно засыпая.

Женя укрыла её, поцеловала и вернулась к столу. Налила Эркину и себе ещё чаю, подвинула к нему тарелку с хлебом.

– Ты совсем ничего не ел.

– Я сыт, Женя.

– Ну, чаю выпей. С вареньем.

Он отхлебнул, не отводя от неё глаз. У Жени дрогнули губы.

– Сегодня я никуда тебя не отпущу.

– Я никуда не уйду, Женя.

Она смотрела, как он пьёт, изредка и явно машинально поднося к губам свою чашку. Эркин ждал, что она, как раньше, положит руку ему на плечо или погладит по голове, и он бы прижался к этой руке…

Женя допила чай и стала собирать посуду. Эркин залпом допил свою чашку и встал. Мягко отобрал у неё тарелки и чашки.

– Я сделаю.

Она пошла за ним на кухню. Он сложил посуду в тазик для мытья, вылил туда ковш тёплой воды и обернулся к ней.

– Завтра помоем?

– Завтра, – кивнула Женя, подходя к нему.

Эркин обнял её, мягко и сильно прижал к себе, провёл губами по её лицу. Женя, обхватив его шею, целовала, ощупывала губами его лицо, словно проверяла он ли это, пока их губы не столкнулись. Рот Жени дышал и шевелился под его губами, и он впервые ощущал её дыхание – вот так, рот в рот… Эркин подхватил её на руки и понёс в комнату, посадил на кровать и сел рядом. Их руки сталкивались, мешая и помогая одновременно.

– Ой, лампа, – вдруг испуганно ойкнула Женя, всё ещё прижимая его голову к своей груди. – Выгорит, коптить будет.

Эркин мягко высвободился и встал. Подойдя к столу, оглянулся на Женю. Она сидела на кровати в распахнутом, открывающем грудь, ярком халатике… Эркин погасил лампу и, безошибочно пройдя в обрушившейся на комнату темноте к дальнему окну, отодвинул штору. Чуть-чуть. Светлее не стало, но будто посвежело в комнате.

– Я всё равно тебя вижу, – улыбнулся в темноту Эркин, плавно подходя к Жене. – Ведь ты здесь, да?

Её руки нашли его, потянули к себе.

Впервые в жизни он путался в женской одежде. И впервые почувствовал, как это… хорошо, когда чужая ладонь гладит твои плечи и грудь. Женя не могла справиться с пряжкой ковбойского ремня, и он сам расстегнул пояс и джинсы, нетерпеливо сбросил их на пол, где уже валялась его рубашка. Руки Жени на его теле, губы Жени на его лице… Он раздел её, уложил. Пальцы Жени теребили его трусы, он опять помог ей, лёг рядом и прижался к ней всем телом.

– Эркин, это ты? Это вправду ты?

– Да, я, Женя, это ты, Женя…

Он приникал полуоткрытым ртом к её плечам, груди… ртом вдыхал её запах, и губы Жени так же прижимались к нему…

– Женя…

– Что? Эркин…

Он не отвечал, не мог, сам не понимал, не сознавал, что повторяет её имя, что она зовёт его…

…Потом он лежал обессиленный, а она спала, лёжа щекой на его груди, и он накрывал её своими руками, защищая от холода.

Просыпаясь, Женя потёрлась лицом о его грудь, приподнялась. И он тут же схватил её влажное от пота тело.

– Ты… Женя… Ты где?

– Я здесь, – она засмеялась. – Ты потерял меня?

– Нет, просто испугался, что опять сон, – честно ответил Эркин. – Сплю и вижу тебя, проснусь, а тебя