Цусимский бой - Георгий Александровский

На сухом языке официального рапорта о бое этот японский маневр называется «потерей в тумане и пороховом дыму неприятельских кораблей из виду».

Путь снова на юг был открыт для русской эскадры, но она этой новой возможностью прекратить сражение опять не воспользовалась. Бой уже длился три часа, из них более двух часов русские головные корабли находились под сосредоточенным огнем всего японского флота. Шедшие впереди «Бородино», «Орел» и «Александр III» были уже жестоко потрепаны, но это не остановило их решимости выполнить приказ адмирала Рожественского – пробиться или драться до конца. Адмирал Рожественский, находясь на подбитом и изолированном «Суворове», уже давно не имел возможности вести эскадру, но и без него русские броненосцы сохраняли строй, сражались и маневрировали, следуя духу его боевого приказа.

Уже более двух часов эскадру вел броненосец «Бородино». Его командир капитан 1-го ранга Серебренников был тяжело ранен сразу после того, как принял на себя руководство эскадрой. Сначала его заменил старший офицер капитан 2-го ранга Макаров, который в свою очередь был убит или тяжело ранен. Кто командовал «Бородино» в этот период боя – неизвестно, но на нем повелительно взвился сигнал: «Эскадре лечь на курс норд-ост 23 градуса».

В третий раз в течение этого страшного дня русская эскадра легла на прямой курс, ведший во Владивосток.

«Суворов» стоял на месте и покачивался на волнах.

Его вид был страшен. Подбитая фок-мачта с повисшими реями и обломанная на половине грот-мачта. Передняя труба повалена. Задняя продырявлена и покосилась. Какое-то бесформенное нагромождение обломков железа вместо мостиков и надстроек. Развороченная корма и задняя башня, откуда, как из открытого кратера, подымались языки пламени и клубы дыма.

Но носовая башня с орудиями главной артиллерии и бортовые башни со средней артиллерией по-прежнему ожесточенно отстреливались.

Через груды обломков и исковерканные рваные листы железа пробирался на корму лейтенант Крижановский, чтобы, спустившись в румпельное отделение, разъединить поврежденный рулевой привод и поставить руль прямо. Когда это было выполнено, броненосец снова дал ход, медленно и неуклюже управляясь машинами, отчего корабль рыскал из стороны в сторону, уподобляясь походке сильно пьяного человека. Но и это было лучше, чем стоять на месте и быть мишенью, по которой противник пристрелялся и осыпал несчастный корабль градом снарядов и их осколков.

Вот в каком виде он представился в это время глазам японцев: «“Суворов”, поражаемый огнем обеих наших эскадр, окончательно вышел из строя. Вся верхняя часть его была в бесчисленных пробоинах, и весь он был окутан дымом. Мачты упали; трубы свалились одна за другой; он потерял способность управляться, а пожар все усиливался… Но и находясь вне боевой линии, он все же продолжал сражаться так, что наши бойцы отдавали должное его геройскому сопротивлению…»

Выдержка из другого японского свидетельства: «Вышедший из строя “Суворов”, охваченный пожаром, все еще двигался, но скоро под нашим огнем потерял переднюю мачту, обе трубы и весь был окутан огнем и дымом. Положительно, никто бы не узнал, что это за судно, так оно было избито. Однако и в этом жалком состоянии все же, как настоящий флагманский корабль, “Суворов” не прекращал боя, действуя, как мог, из уцелевших орудий…»

Сбита последняя мачта и упала последняя труба, но корабль жил и двигался. Так как он не мог поспеть за быстро маневрировавшей русской эскадрой, искусно возглавляемой «Императором Александром III», то он лег на старый курс, направляясь в одиночку во Владивосток. В безмолвном изумлении преклонимся перед несломленной настойчивостью, с которой смертельно раненный корабль стремился выполнить порученную ему задачу.

Огонь противника по-прежнему старался воспрепятствовать продвижению «Суворова» на север. Исполинские удары продолжали обрушиваться на броненосец. Но корабль продолжал упорно продвигаться на север, а уцелевшие башни «Суворова» не переставали отвечать.

На сохранившемся каким-то чудом правом крыле мостика только что стоял, исполняя обязанности ординарца, матрос Устинов, всеми любимый за свою исполнительность и желание услужить каждому. После очередного попадания ему оторвало осколком обе ноги. Никто не услышал от него ни стона, ни крика, когда его уносили на носилках. Только покорная улыбка озаряла его побледневшее лицо. В течение скольких столетий из недра нашего народа не перестают выходить такие устиновы, одетые в простую солдатскую или матросскую форму.

Количество начальствующих лиц, находившихся в боевой рубке, беспрерывно уменьшалось. Снова был ранен адмирал Рожественский и тяжело ранен лейтенант Владимирский, исполнявший после ранения капитана 1-го ранга Игнациуса обязанности командира броненосца. В командование кораблем вступил третий офицер лейтенант Николай Иванович Богданов, исполнявший обязанности старшего минного офицера. Он вместе с мичманом Борисом Николаевичем Шишкиным и еще одним матросом были единственными неранеными в рубке. Адмирал Рожественский, его флаг-капитан Клапье де Колонг и флагманский штурман полковник Владимир Иванович Филипповский были уже ранены, некоторые по несколько раз, но не покидали рубки. Однако дальнейшее пребывание в рубке с бесполезными, вышедшими из строя приборами, было уже бессмысленным азартом. Первым попытался найти дорогу из рубки лейтенант Богданов. Он смело вышел на левое крыло мостика, охваченное пламенем, и немедленно куда-то провалился. Как оказалось позднее, он упал в расположение левой носовой башни, стрелявшей по неприятелю под командованием лейтенанта Бориса Арсеньевича Данчича. Тут ему оказали первую помощь от ожогов.

Остальным оставшимся в рубке не оставалось иного пути, как, оттянув в сторону трупы, расчистить проход в центральный пост, в котором по приказанию адмирала остался полковник Филипповский, чтобы отсюда удерживать курс и управлять движением корабля, пользуясь для этой цели сохранившимся телеграфом в одно машинное отделение и переговорной трубой в другое. Центральный пост является помещением без иллюминаторов и прорезей в броне, и оттуда нельзя вести никаких наблюдений за боем. Поэтому адмирал сам спустился на батарейную палубу и оттуда хотел пробраться в одну из действующих башен. Очередным разрывом снаряда адмирал был ранен снова, на этот раз очень болезненно для него – ему перебило нерв левой ноги, отчего ступня оказалась парализованной. С большим усилием его доставили в левую башню, которая, оказалось, уже не могла вращаться и не действовала.

В это время к «Суворову» возвращалась русская эскадра, предводимая «Александром III». Все воспрянули духом и зачарованно смотрели, как русские броненосцы сносили полученные удары и сами энергично отстреливались. «Суворов» оказался как раз между вражескими линиями. Одни снаряды с ревом проносились над флагманским кораблем, а другие сыпались на него. Но вот «Александр III» не выдержал ураганного огня, сосредоточенного на нем всей японской эскадрой, и круто повернул назад. За ним начали поворачиваться и удаляться все остальные броненосцы. Надежда на выручку так же быстро угасла на «Суворове», как она воспрянула. Миноносцы «Бедовый» и «Быстрый», которым было приказано снять командующего с броненосца в случае, если «Суворов» будет подбит, точно в воду канули.