Сезон страсти - Даниэла Стил

– А нельзя это сделать по телефону? – В ее душузакралась растерянность. Что происходит?

– Обсудим все потом. Кстати, права на издание в мягкойобложке проданы за четыреста пятьдесят тысяч долларов. И... – Он снова сделалпаузу, показавшуюся вечной. – Я продал фильм за сто двадцать пять. Деньги закнигу тебе придется разделить с издательством пополам, но остается кругленькаясумма.

– Бог мой, Стю, остается двести двадцать пять? – Онабыла сражена.

– Все говорят, ты сможешь заработать на этой книгетриста пятьдесят тысяч долларов. Не считая потиражных, славы и будущей карьеры.Малышка, это может оказаться хорошим стартом к большому успеху. На самом деле,я бы сказал, ты его уже имеешь. Парсонс разговаривал с издателем о возможностивыпуска книги в твердой обложке, и они договорились до тиража в двадцать пятьтысяч экземпляров. Для твердой обложки это великолепно.

– Неужели? Правда?

– Мамочка, принеси мне полотенце!

– Заткнись!

– Не волнуйся, Кейт.

– Не знаю, что и сказать. Я не ожидала такого поворота.

– Это только начало.

О Боже, а что, если теперь кто-нибудь вспомнит о Томе? Что,если кто-нибудь догадается о связи между ее книгой и тем, что случилось шесть споловиной лет назад? Что, если...

– Кейт?

– Извини, Стю. Я просто пытаюсь переварить.

– Понимаю, это не так просто. Иди отдохни и расслабься,мы все обсудим завтра. Договорились?

– Ладно. И вот что, Стю... Я не нахожу слов. Я...просто выбита из седла... Это... Ты...

– Поздравляю, Кейт.

Она вздохнула и улыбнулась в трубку:

– Спасибо.

Повесив трубку, она еще с минуту сидела на стуле, пытаясьсобраться с мыслями. Триста пятьдесят тысяч долларов? Господи! А что еще? Начто он намекал, говоря, что это только начало? Что...

– Мамочка! Я уже помылся!

Да, там, в ванной, и была реальность. Тайг Харпер сидел вванной в обнимку с собакой, в ковбойской шляпе, а вокруг, даже в холле, весьпол был залит водой.

– Какого черта ты не выходишь? – Она с трудомпереступила через мыльную лужу. – Ради Бога, что ты наделал, Тайг!

Мальчик обиделся, увидев злость в ее глазах.

– Я же сделал для тебя сад!

– А я продала фильм! Я... О, Тайг... – Она села рядом сванной прямо в лужу и во весь рот улыбнулась сыну, в то время как из глаз у неекатились слезы. – Я продала фильм!

– Правда? – Он задумчиво смотрел на ее лицо, залитоеслезами радости, и кивал головой. – Ну и что?

– Почему ты считаешь, что в этом есть смысл? – Прошлотри дня с тех пор, как она узнала новость, и уже в семнадцатый раз обсуждала еес Фелицией по телефону.

– Кейт, ради всего святого, речь идет о целомсостоянии. Не может же он просто послать тебе контракты по почте. Ему надочто-то объяснить. – Фелиции при всем желании не удавалось ее успокоить, так какона сама была слишком взволнованна.

– Но зачем надо обязательно приезжать ко мне? Все этигоды мы прекрасно понимали друг друга на расстоянии. И...

Проклятие, Лиция. Лучше бы я никогда не писала эту книгу. –Она была словно в лихорадке.

– Ты с ума сошла?

– А что, если кто-нибудь догадается? Что, есликто-нибудь из этих говнюков еще помнит, как доставали меня шесть лет назад? Тыне можешь себе представить, каково это, когда за тобой охотятся репортеры. Онипостоянно толкались возле дома, лезли за мной в машину. Господи, они не давалимне проходу. Какого черта, ты думаешь, я переехала сюда?

– Я все это понимаю, Кейт. Но прошло много лет. Для нихуже все давно забыто.

– Откуда ты знаешь? Кто вообще знает? Может быть, этиманьяки захотят воскресить прошлое. Что, если они разыщут Тома? Каково будетТайгу? Только представь себе, Лиция! – Она побледнела от этой мысли, а Фелицияв своем офисе в Сан-Франциско только неодобрительно покачивала головой.

– Об этом надо было думать, когда ты писала книгу. Вседело в том, что она чертовски хороша, но это ведь роман, Кейт. Никому и вголову не придет, что все это правда. Ради всего святого, расслабься. Тызаводишься по пустякам.

– Я не буду встречаться с Уэйнбергом.

– Ну и дура, черт тебя подери.

Но Кейт уже повесила трубку и нервно набирала номерагентства в Лос-Анджелесе. Должно быть, он еще не ушел. Он сказал, что приходитоколо трех. Но секретарша сказала, что он ушел час назад.

– Черт подери.

– Извините?

– Ничего.

Она снова набрала номер Фелиции в Сан-Франциско. У подругибыл мрачный голос.

– Лучше возьми себя в руки, Кейт. Ты совсем себяраспустила. Я же тебе предсказывала, что так и будет, когда прочла книгу.

– Я не придала тогда значения. И как можно предсказатьпо рукописи, черт возьми. Кому удается продать книгу массовым тиражом и правана фильм? Господи, я знаю писателей, чьи книги так и лежат на полках магазинови пылятся всю жизнь.

– Похоже, ты плачешь от зависти к ним? – В голосеФелиции чувствовалось раздражение, и Кейт снова глубоко вздохнула.

– Нет, я не плачу от зависти. Я просто не знаю, что мнеделать, Лиция. Я ни с кем не встречалась шесть лет, а теперь этот пареньсобирается приехать ко мне из Лос-Анджелеса, чтобы обсудить со мной сотни тысячдолларов. Я страшно боюсь.

– Перестань, детка, ты с этим прекрасно справишься. – Унее смягчился голос, когда она представила себе Кейт. – Все при тебе. Тычертовски хорошая писательница, красивая девчонка, тебе двадцать девять лет, иты на дороге успеха. Господи, да ты можешь встретить этого парня в лохмотьях, иэто все равно ничего не изменит.

– Так примерно я и собираюсь поступить.

– Сама виновата. Все эти годы ты не позволяла мненичего тебе привезти.

– Я все равно ничего не ношу. В конце концов одежда непроблема. О чем с ним говорить... Что делать... Он хочет поговорить о рекламе.Боже мой, Лиция, я ведь ничего в этом не смыслю. – Кейт чуть не плакала.

– Что именно он говорил о рекламе? – Фелиция явно былазаинтригована.

– Ничего конкретного. Просто упомянул о возможности, ноничего не объяснил.

– Мне все ясно. – Она тихо рассмеялась хриплым смехом.– Тебе приходило в голову, что он даже не знает, как ты выглядишь, может быть,у тебя две головы, может, ты ходишь в церковь в бигуди и розовых тапочках.

– Это значит, что у меня есть полтора часа, чтобыдобыть бигуди и розовые тапочки. Послушай, мне пришла идея. – Теперь Кейт тожесмеялась. – Я попрошу Тилли заменить меня.