Темные предки светлой детки - Дарья Донцова

– Отлично, – процедила я, – маньяку организовали доставку жертв прямо на дом.

Дегтярев сдвинул брови.

– Полагаю, тот, кто велел Алене обеспечивать Валентина женами, боялся, что серийный убийца выйдет в очередной раз на охоту в город и угодит в руки сотрудников полиции. Придется снова расставаться со значительной суммой. И где гарантия, что опять встретится «понимающий» следователь, готовый оказать услугу? Вот и нашли выход! С Аленой Веру познакомил добрый Николай, благодетель, который содержал приют. Где он нашел девушку? На вокзале. Она кому-то нужна? Нет. Есть люди, которые будут искать Веру? Снова нет. Является ли она ценным членом общества? Да опять нет, она самая заурядная, необразованная особа. По мнению Алены, у которой определенно было другое имя, Вера – отброс общества. Думаю, то, что она смогла изменить преступника в лучшую сторону, пожалеть его, договориться с «Колей» – было неожиданностью для Алены.

Леня, который все время молчал, наконец-то подал голос:

– Скорей всего, на момент знакомства с Верой у Валентина уже развилась тяжелая болезнь, поэтому он слегка притих. Маньяка облагородить невозможно. Он убивает людей не из-за дурного воспитания. В его организме идут сложные биохимические и прочие процессы, психические проблемы не регулируются на уровне сознания. Например, вы хотите съесть «в одно лицо» целый торт, но говорите себе:

– Нет, отрежу маленький кусочек, иначе стану жирным кабаном, получу диабет второго типа, гипертонию, много чего еще неприятного.

И вы останавливаетесь на одной порции. А маньяку в тот момент, когда включается тяга к убийству, становится плохо, его мутит, болит голова, хочется плакать и смеяться одновременно, его охватывает тоска, он себе места не находит. Но он знает: если лишит кого-то жизни, сразу наступит облегчение, и отправляется на охоту. Это очень схематичное, примитивное объяснение, я не упомянул о сексуальной разрядке, о том, что все серийщики разные, каждый со своим «тараканом».

– Некоторые и с аппетитом совладать не способны, – пробормотала я.

– Но есть те, кто держит себя в руках и, несмотря на горячее желание угоститься бисквитом, не прикасается к нему, – возразил Леня, – хотя я не слышал о маньяке, который сумел преодолеть тягу к своему «хобби», хотя если таковой экземпляр и существует, то он никогда не расскажет никому о себе правду.

– Нам известно о четырех людях, которые умерли в интернате, а потом воскресли, – вздохнула я, – скорей всего, их больше, просто всех мы не нашли. Но зачем убивать кого-то ради паспорта? Неужели нельзя сделать фальшивый?

– Настоящее удостоверение личности всегда лучше, потому что оно настоящее, – начал объяснять Сеня, – поддельное годится не во всех случаях. Оно прокатит там, где не очень тщательная проверка. Да, порой оформляют паспорт на имя человека, которого не существовало в природе, придумывают ему легенду. Но в нашем случае в деле замешана структура, которая имеет возможность использовать настоящие корочки, а не фальшивые. Объявление в интернете: «Любой документ за сутки. Дорого. Официально» – абсолютная ложь. За сутки хорошую ксиву никогда не смастерить, то, что вы приобретете, до первого опытного полицейского. Фальшивку нельзя предъявить в банке, в полиции, при покупке квартиры, на таможне…

Я подняла руку.

– Согласна. Но есть закавыка. Неужели в банке, на границе и в полиции не выяснят, что предъявитель паспорта давно мертв?

Александр Михайлович усмехнулся.

– Обрати внимание, Галина Панасина умерла, воскресла и потеряла паспорт, ей выдали новый. При контроле в аэропорту мигом увидели бы, что документ «левый», а у Панасиной все было о’кей. Пограничник глубоко копать не станет. При получении визы для поездки в другую страну ее точно пробьют по базам. И что? Теряла лет десять назад паспорт, получила без проблем новый. Проверять, не умерла ли Галина Панасина, никому в голову не придет. Такую информацию могут запросить в крайне редких случаях. Но вряд ли «дважды рожденные» пойдут устраиваться на работу в структуры, где кандидата на должность сто раз под лупой рассмотрят. Главное, что паспорт настоящий. Все! Учитывая, как тщательно заметались следы, боюсь, нам не удастся узнать настоящее имя Ксении Бузурукинской, но еще не вечер.

Сеня постучал пальцами по столу.

– Я знаю, если ты забрел в лабиринте в тупик и бьешься головой о стену, надо прерваться. Пойти поесть, попить чайку, отдохнуть.

– Лечь спать, – подхватил Леня, – утро вечера мудренее.

– Согласен, – кивнул полковник, – наверное, дома найдется чем перекусить. Пошли.

Мы вышли из офиса и двинулись по направлению к особняку.

– Эта Бня так и будет занимать место на улице у нашего забора? – возмутился полковник. – Почему ее не увезли на помойку?

– Сейчас попрошу коменданта помочь, – сказала я.

Александр Михайлович закатил глаза.

– Ну очень тяжело, когда тебя окружают безответственные люди. Не напомни я об утилизации идиотской покупки, она бы так и лежала здесь! На вечном хранении! Сделай одолжение, прямо сейчас вызови мусорщиков!

Я посмотрела на часы.

– Уже поздно, коменданта нет на работе, он уехал домой.

– Если эту Бню сегодня не увезут, она врастет корнями в плитку, – негодовал полковник, входя в дом и шагая по коридору. – Полное безобразие. Все приходится организовывать самому! Иначе не получается! Юра! Юра! Юра! Куда он подевался? Почему его никогда дома нет?

– Я здесь, – ответил Юрец, спускаясь со второго этажа.

– И где ты шлялся? – налетел на него Дегтярев.

– Дуняшу спать укладывал, – стал оправдываться зять, – это непростое дело. Сначала надо песенку спеть, спинку почесать, потом ей хочется пить, есть, писать, какать, в комнате темно. Зажгу ночник – в спальне светло. Подушка твердая, одеяло жаркое. Так она в нашу постель залезает и только там хочет сны видеть.

– Безобразие! – вскипел полковник. – Ребенка нельзя так баловать, иначе он на шею сядет и всю жизнь не слезет. Вот мне мама говорила: «Спать! До утра! Молча!» И я ложился. Тихо. Без разговоров!

– Ты помнишь, как вел себя в полтора года? – изумился Юрец. – Дуняша маленькая, она пока не способна руководить собой.

– Потому что ты ее распустил, – зашумел полковник. – Мне три месяца исполнилось, когда мать приучила меня с ней не спорить! Ну что с вами делать, а? Мусор увезти не могут. Ребенка не воспитывают!

Продолжая возмущаться, полковник ушел в столовую.

– У вас с делом затык? – понял Юрец.

– Полный тупик, – вздохнула я.

– В любой тьме найдется луч света, – оптимистично заявил муж Маруси, – сейчас Дегтярев поест и успокоится.

Мы с Юрой тоже направились к столу, сели и завели разговор.

– Вкусное мясо, – сказал Юрец.