Мерцание во тьме - Стейси Уиллингхэм

духоподъемная история для воскресного выпуска газеты: дочь Ричарда Дэвиса сделалась психологом, одновременно избавляясь от полученной в детстве травмы и помогая другим заблудшим юным душам.

— Не знаю, — ответила я в конце концов. — Иногда простого объяснения попросту не существует. Надо полагать, он испытывал потребность в доминировании, в контроле, но в детстве я такого за ним не замечала.

— Но ваша мать должна была заметить?

Я застыла, вытаращила глаза. Затем произнесла:

— В обязанности моей матери не входило замечать все до единого тревожные признаки в отцовском поведении. Зачастую никаких явных сигналов не увидеть до той поры, когда уже слишком поздно. Взять тех же Теда Банди или Денниса Рейдера[3]. У обоих были подружки или жены, и семьи их понятия не имели о том, чем они занимаются по ночам. Моя мать не отвечает за него, за его поступки. У нее была своя жизнь.

— Именно так — своя жизнь. Из приговора ясно следует, что у нее было несколько внебрачных связей.

— Да, — сказала я. — Идеальной женой ее назвать было нельзя, но кого из нас…

— И одна из них — с Бертом Родсом, отцом Лины.

Я ничего не сказала — картина убитого горем Берта Родса все еще была свежа в памяти.

— Она была эмоционально отчуждена от вашего отца? Собиралась его бросить?

— Нет, — я покачала головой, — она не была от него отчуждена. Они были счастливы вместе — во всяком случае, я так думала. Они казались счастливыми…

— А от вас не была? После приговора она пыталась покончить с собой. Притом, что у нее оставалось двое несовершеннолетних детей, во всем от нее зависевших.

В тот момент я осознала, что статья уже написана; ничего из сказанного сейчас мной не могло бы изменить ее сюжет. Хуже того, они собирались использовать мои собственные слова — слова психолога, слова дочери — для подкрепления собственных догадок. В качестве доказательств.

…Покинув сайт «Таймс», я открываю новое окно, но не успеваю начать печатать, как раздается трель и поверх экрана вываливается срочное новостное сообщение.

ОБНАРУЖЕНО ТЕЛО ОБРИ ГРАВИНО

Глава 12

Кликать на новости я даже не пытаюсь. Встаю из-за стола, закрываю ноутбук. Облако «Ативана» выносит меня из офиса прямо к машине. Я невесомо плыву над дорогой — через город, через свой район, через входную дверь, — пока не обнаруживаю себя на диване; голова тонет все глубже в подушках, а глаза буравят потолок.

В таком положении я и остаюсь до конца выходных.

Уже утро понедельника, а в доме все еще пахнет синтетическим лимоном от моющего средства, которым я субботним утром оттирала кухонную стойку от винных пятен. Все вокруг чистое — в отличие от меня самой. Я не принимала душ с самого «Кипарисового кладбища», забившаяся под ногти грязь от сережки Обри все еще видна. Корни волос сальные; когда я провожу сквозь них рукой, пряди так и остаются в одном положении, а не ниспадают со лба, как обычно. Перед работой обязательно надо помыться, вот только заставить себя не получается.

То, что ты сейчас ощущаешь, Хлоя, сродни посттравматическому синдрому. Беспокойство не уходит, несмотря на то, что непосредственная угроза миновала.

Само собой, давать советы куда легче, чем им следовать. Я чувствую себя ханжой, самозванкой, излагающей пациенту заученные наизусть рекомендации, которые сама же, будучи пациенткой, сознательно игнорирую. Телефон рядом со мной начинает вибрировать, ползет по мраморной поверхности стойки. Я бросаю взгляд на экран: одно новое текстовое сообщение от Патрика. Проведя по экрану пальцем, я изучаю текст.

С добрым утром, любимая. Ухожу на открытие конференции, большую часть дня отвечать не смогу. Хорошего тебе дня. Я уже соскучился.

Я касаюсь пальцами экрана, и слова Патрика снимают немного тяжести с моих плеч. Сама не могу объяснить, почему он на меня так действует. Такое чувство, будто он знает, что со мной сейчас происходит: я соскальзываю в воду, слишком уставшая, чтобы попробовать ухватиться за ветку над головой, а он — неожиданно протянувшаяся из ветвей рука, которая хватает меня за одежду и в самый последний момент вытягивает на берег, в безопасность.

Я отправляю ему ответ, возвращаю телефон на стойку, включаю кофеварку и отправляюсь в душ, где до упора выворачиваю ручку. Ступаю под горячую воду, тугой поток колет голое тело словно иголками. Позволяю душу какое-то время жечь себя, чтобы покраснела кожа. И стараюсь не думать про Обри, про найденное на кладбище тело. Не думать о ее коже — исцарапанной, грязной, покрытой личинками, собравшимися на трапезу. Не думать о том, кто ее нашел. Может, насморочный и запыхавшийся полицейский, так торопившийся спрятать найденную сережку в безопасности закрытого фургона… Или женщина в штанах цвета хаки — вот она перепрыгивает через канаву или участок с особенно разросшейся травой, и вопль застревает у нее в глотке, выходит наружу мокрым грудным кашлем…

Вместо всего этого я думаю о Патрике. О том, чем он сейчас занят, — входит в холодную аудиторию в Новом Орлеане, в руках у него, вероятно, пластиковый стаканчик с бесплатным кофе для делегатов; он окидывает взглядом ряды в поисках свободного места, на груди — бейджик с именем… Наверное, он легко там со всеми перезнакомится. Патрик кого угодно способен разговорить. В конце концов, он сумел за какие-то несколько месяцев превратить совершенно незнакомую и постоянно контролирующую собственные эмоции женщину в собственную невесту.

Впрочем, наше первое свидание организовала я. Хоть какая-то заслуга. В конце концов, это его визитка в тот день оказалась между страниц моей книжки. У меня был его телефон, у него моего не было. Смутно припоминаю, как сунула тогда книгу обратно в коробку на крыше машины, как потом переставила коробку в багажник и отъехала прочь, наблюдая в зеркале заднего вида, как он исчезает в дверях больницы Батон-Ружа. Помню, как подумала, какой он милый, да и симпатичный тоже. На визитке значилось фармацевтические продажи; это объясняло, как он там оказался. Мне еще подумалось, что он, может статься, оттого со мной и стал заигрывать — просто очередной клиент, очередной заработок…

Про визитку я не забыла и всегда знала, что она там, беззвучно взывает ко мне из угла комнаты. Я продержала ее там сколько смогла, пока три недели спустя не настал черед разбирать и эту коробку с книгами, последнюю из оставшихся. Помню, как доставала оттуда за корешки, пыльные и потрескавшиеся, по нескольку книг разом и ставила их на полки, пока в коробке наконец не осталась лишь одна.