История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века - Фредерик Дар

— Сир, — пробормотал он, — вы выглядите разочарованным!

Сварливый нехорошо усмехнулся:

— Неужели?

— У вас такой вид, я прошу прощения у вашего величества, будто вы не испытываете большого счастья, которое обычно наполняет сердца молодожёнов.

И тут король не выдержал. Раздражённо ткнув пальцем в портрет Клеманции, он вскричал:

— С чего ты взял, что королева похожа на этот портрет?! Между ними столько же различия, как между ангелом и коровой! А ты мне сказал, что она ещё краше, чем на портрете!

— Но так и есть, сир, — ответил несчастный Берюдан (которого его близкие звали между собой Берю). — По моему мнению, не в обиду будет сказано, она самая привлекательная и самая аппетитная!

— Жаль, что ты не на моём месте… — проворчал Людовик Десятый.

Сварливый понял, хотя и с опозданием, что вкусы — дело обманчивое! Девушка, которая в глазах короля выглядит уродиной, может быть богиней в глазах его цирюльника.

В своей истерзанной душе Людовик Десятый искал, чем же отомстить Берюдану. Смерть — это банально. Пытки — это по-мещански. Человек с умом должен придумать необычное наказание.

И тут его лицо осветилось.

— Раз уж ты считаешь, что мадам Венгерская — лучшая из красавиц, — сказал он голосом как из бочки, — можешь назвать мне даму в замке, самую страшную из всех?

Берюдан рассмеялся:

— Без сомнений, сир, это мадам Гийметта, кастелянша. И я думаю, что на этот раз вы согласитесь с моим мнением. Ей за семьдесят, у неё ни одного зуба, нос до подбородка, глаза гноятся и до того косые, что могут вызвать шейный ревматизм. Из милосердия я не говорю о её бородавках с хохолками по всему лицу, к тому же она кособокая, хромая и плоскогрудая.

Король улыбнулся впервые с тех пор, как он увидел Клеманцию.

— Клянусь рогами сатаны, — давился он от смеха, — вот уж портрет, так портрет!

Затем он позвал слуг и приказал им привести мадам Гийметту, что они и сделали с удивлением, но быстро.

Некоторое время спустя кастелянша была доставлена в ночной рубашке, тёплая от постели, из которой её только что вытащили, распущенные седые волосы прикрывали лицо настоящей ведьмачки. Она едва держалась на ногах, похожих на старую виноградную лозу, босые ступни тонули в огромных башмаках.

Людовик Десятый смотрел на женщину с удовольствием.

— Дорогой Берюдан, — сказал он, — хороший цирюльник должен всегда, и насколько возможно, жить в унисон со своим господином. В то время как я буду знакомиться с королевой, ты будешь трудиться за моё здоровье с этой самой мадам Гийметтой.

Берюдан принял красивый сине-зелёный цвет и в ужасе принялся лопотать:

— Но, сир, как это возможно?

— Я хочу, чтобы ты получил удовольствие с ней, — отрезал король. — Мои слуги будут находиться рядом с вами и обо всём мне доложат. Если ты проявишь слабость, я тебя повешу на рассвете на виселице в Монфоконе, ибо у повешенных вновь обнаруживается мужественность, которую они вдруг потеряли!

И, быстро повернувшись, оставил несчастного цирюльника в руках старой Гийметты, которая кудахтала, вне себя от этого ночного приключения.

Когда пропели шампанские петухи, возвещая новый день, король оставил свою новую королеву после того, как пережил с ней минуты высокого качества, которые не оставили следа от его разочарования.

Он сразу же направился прямо в спальню, где Берюдан и Гийметта провели ночь.

— Ну что? — спросил Сварливый. — Как прошла первая ночь, дружок Берюдан?

Цирюльник подмигнул и скромно кивнул, а тем временем самый старый из слуг-свидетелей произнёс:

— Сир, ваш цирюльник не только ублажил мадам Гийметту, но он это сделал три раза, и только по просьбе мадам он не оказал ей честь в четвёртый раз!

Сварливый посмотрел на цветущую рожу Берюдана, затем на уставшую, но столь же счастливую физиономию старухи, и громко рассмеялся.

— Сир, — прошептал Берю, — у меня к вам просьба.

— Говори, мы её рассмотрим…

— Мне бы хотелось, чтобы вы отдали мне руку мадам Гийметты, ибо вы оказались правы, сир: у меня вкусы не как у всех!

(Анонимная рукопись, найденная в Шампани, в винных погребах Моэт и Шантон)

Картина напоминает конец свадебного пиршества или банкет ветеранов.

— Не уходи! — умоляет Берюрье.

— Ещё! — просит Слониха.

— Нет, — твёрдо отвечает комиссар Сан-Антонио (исключительная личность, которая ничего не боится, даже мух[70], и чей ум может сравниться только с его чувством юмора).

И тогда оба супруга начинают скандировать голосами, каблуками и кулаками:

— Говори! Говори! Говори!

Эти Берю — настоящая трясина. Чтобы от них отделаться, надо пригнать технику. Ну техники мне хватает, вы знаете, но подводит моё доброе сердце.

Я смотрю с улыбкой на эти два огромных толстомордых, щекастых, багровых существа с недостающими зубами, которые вопят:

— Говори! Говори!

Берта даже позволяет себе такой вариант: чтобы придать силы своему песнопению, она требует почти угрожающе:

— Колись! Колись!

Я смотрю на часы. Дел особых нет, но всегда нужно смотреть на часы, когда хочешь соскочить.

— Слушайте, — говорю я, — только про Жанну д'Арк, и я ухожу!

Из их прожорливых ртов раздается звучное и сладостное «А-а-ах!».

— Жанна д'Арк — это лакомый кусочек, вы согласны?

Они кивают в такт.

— Что вы о ней знаете? — спрашиваю я с тем, чтобы измерить глубину их познаний выданном вопросе.

— Она… — начинает Б.Б.

Но её Жюль вежливо обрывает её:

— Не трудись, Сан-А, мы видели фильм!

— Так расскажи мне его.

Он чешет затылок и говорит:

— Она пасла своих баранов в Дом Периньоне и вязала приданое для новорождённого. Потом с ней поговорил ангел, не помню, то ли Сен-Мартен-ля-Гарен, то ли Сен-Филипп-дю-Руль, может быть, оба сразу. Короче, он ей сказал, чтобы она шла спасать Францию. Что она и сделала, а эти подлые англичане в отместку сделали из неё горючего бонзу. И только когда она превратилась в золу, они сказали: «Ой, ошибочка вышла, мы поджарили святую».

— Вот вам в двух словах история самой редкой из женщин, — говорю я. — В самом деле, Берю, твоя краткость смутила бы г-на Деблера[71], если бы он ещё был жив! Мы рассмотрим подробнее «дело Жанны д'Арк». Но сначала, чтобы лучше понять, вспомним, что из себя представляла Франция, когда послышались небесные голоса.