Джаз в Аляске - Аркаиц Кано

Боб решил попытать счастья в углу, где уединились Галилео, Анатоль и Джо. Даже среди умалишенных имеются свои разряды, и Боб мог рассчитывать на некоторое понимание только у этой троицы. Хотя бы потому, что только они трое были способны раскурить сигарету так, словно жили внутри картины Хоппера.

– Дело состоит в следующем. – Галилео одновременного заговорил и закашлялся, толком не умея обращаться с куревом; во время своей речи он махал рукой, пытаясь загнать дым обратно в рот, словно позволить дыму улетучиться было бы непростительным преступлением против редкостного аромата. – Дело в том, что существует совсем немного тайников, где мы можем спрятать мертвое тело так, чтобы полиция тотчас же на него не наткнулась. Само собой, все фараоны – умственно отсталые, однако на их стороне великий союзник – случай, вот почему нужно держать ухо востро. Я хочу сказать, что традиционный метод – привязать к трупу груз и выбросить его в глубокий водоем – перестал себя оправдывать.

– Перестал себя оправдывать?

Джо Панда задал свой вопрос таким тоном, словно только что выкинул в реку труп. Боб улыбнулся ему, как подельник.

– Вот именно, Джо. Даже не пытайтесь бросать свои жертвы в воду, как поступал ты, Анатоль. Иногда тело лучше всего оставить на самом видном месте.

– Ты хочешь сказать, мне следовало вывешивать трупы на балках разводного моста, растягивать их, как белье на просушку, прямо на всеобщее обозрение, а вдобавок привязывать к большим пальцам ног бирки, какие-нибудь карточки типа новогодних открыток, так, что ли?

– Ты бьешь прямо в цель, Анатоль, прямо в цель. Например, таким образом. Однако лучше всего… Лучше всего прятать мертвеца рядом с другим мертвецом.

– Это как?

– Не правда ли, такое вам никогда не приходило в голову? Умертвить жертву – это всегда самая простая часть истории. Но что же делать, когда жертва уже окончательно перестала дышать? Покойник – это покойник, лучше и не скажешь, и вот здесь-то и начинаются проблемы. И вот как тут нужно поступать. Пункт первый: загружаем тело в багажник автомобиля и дожидаемся темноты. Приблизительно около полуночи отправляемся на загородное кладбище и подыскиваем там заброшенную могилку. C'est voila![29]Все, что нам остается, – это поднять мраморную плиту, вытащить труп из багажника и скинуть в отверстие. Затем мы спускаемся внутрь гробницы, открываем гроб и прячем тело внутри. Всего-то и делов! Такой гроб вряд ли кому-то взбредет в голову открывать, а если уж его и откроют – это при том, что мы выбрали себе покойника, умершего много лет назад, – первый мертвец успеет уже обратиться во прах, а скелет второго – то есть нашего мертвеца, как мы прекрасно понимаем, – вступит во владение гробом и будет возлежать на натуральном покрывале из праха его законного обитателя.

Прах из догоревшей сигареты Галилео осыпался на пол.

– Неплохо, – признал Анатоль.

Именно он был самым элегантным курильщиком. Он выдыхал дым манерно, непринужденно, поднося фильтр ко рту и почти не касаясь сигареты губами. А вот Джо Панде приходилось совсем не сладко. Он определенно страдал, точно одна из плантаций в его голове была охвачена пожаром и дым не находил выхода. Галилео, не вполне насытившись собственной сигаретой, теперь пытался переманить на себя дым, витавший вокруг головы Джо.

– Я однажды видел что-то подобное в кино. Наверное, это был Хичкок. Слыхали про Хичкока? Вопрос Джо остался без ответа. Только Боб утвердительно кивнул. Поллок, Хичкок. Да, он был с ними знаком. Он был человек светский.

– Это кино про молодого парня, угодившего в тюрьму. Подельники считали его везунчиком. Его, одного из немногих, не приговорили к пожизненному сроку. И все-таки этому парню страсть как хотелось выбраться из каталажки. Он был юн, с бурливой кровью, и ему совсем не улыбалось провести шесть лет за решеткой. Он пытался бежать всеми возможными способами, но его планы раз за разом проваливались. И тогда парень с болью в сердце осознал, что это мрачное узилище покидают только мертвецы, что гроб – это единственная дверь на выход. И вот у него родилась идея. Парнишка подкупил тюремного врача, чтобы тот позволил ему улечься в гроб вместе с первым покойником, которого повезут на кладбище; когда они приедут на место, врачу поручалось открыть крышку и выпустить заключенного на свободу. Видимо, в те времена тюремные врачи занимались также и доставкой трупов на кладбище, что сильно упрощало дело. Вот как они договорились: когда гроб покинет пределы тюрьмы и прибудет на кладбище, врач выпустит парня наружу и тот наконец окажется на воле. План выглядел безупречно. Вот только в тюрьме долго никто не умирал. Прошло уже столько времени, что парню оставалось всего три месяца до конца заключения, когда наконец кто-то умер. Был момент, когда парнишка заколебался: может, ему стоит немного подождать, вместо того чтобы снова идти на риск? Но план казался настолько совершенным, что узник решил ничего не менять, и вот с помощью полученного от доктора ключа парень проник в темное помещение морга и бесшумно улегся в гроб рядом со все еще теплым телом незнакомого ему человека. Ему было очень страшно ехать в гробу, плечом к плечу с покойником. Хотелось блевать. По дороге на кладбище он ни разу не взглянул на мертвеца. Но когда они прибыли на место, стало еще страшнее: крышку никто не открыл, гроб опустили в яму. Вначале бедняге подумалось, что это – неудачная шутка тюремного врача, но когда он услышал стук земли, падающей на крышку гроба, то начал отчаянно вопить, колотить по крышке, безуспешно пытаясь ее откинуть. «Какой я идиот, что доверился этому лекаришке», – думал он в эти минуты. Ему нужно было действовать стремительно – что не так уж просто, когда тебя хоронят заживо. Этот парень зажег спичку, чтобы поискать какой-нибудь рычаг или кнопку, что угодно, только бы открыть гроб… И вот тут-то он совсем побелел от страха, когда разглядел в мерцании спички лицо покойника, своего соседа по могиле: это был тюремный врач, которого он вовлек в свой план.

Все погрузились в молчание. Глаза-близнецы и глаза-двойняшки, задумчивые глаза, разбежавшиеся по залу. Под потолком висела настоящая дымовая завеса, целая туча в форме дивана. Никто не мог пошевельнуться. Никто, за исключением Галилео: тот залез на стул, чтобы подогнать к себе скопившийся под потолком дым, пытаясь глотать его ртом и в то же время вдыхать носом. Именно в этот момент раздался знакомый голос, как всегда правдивый и жалостливый: по радио зазвучал блюз. Один из тех вечных блюзов, в которых поется О хлопке, о потерянном урожае, о тюремных засовах, которые скрежещут в конце коридора. Иногда звуки врываются на территорию других чувств и вытесняют их. Этот блюз знал свое дело. Он нарушил молчание со всей торжественностью, заставил исчезнуть запах щелока и микстуры. Это был один из тех блюзов, что просят солнце покинуть оконную раму и оставить нас в одиночестве.

Наедине с собой и с нашими горестями.

There is a house in New Orleans

They call it the house of the rising sun…[30]