Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро

— Саша, я буду поступать в театральный, — неожиданно сказала я и вся вытянулась в струнку, будто давала клятву. Решение было поистине судьбоносное.

Я впервые тогда произнесла эти слова всерьез, возложив на себя и на Сашу определенные обязательства. Он очень ответственно отнесся к моему решению. Принялся таскать по всяким выставкам, театрам, домам творчества, проверял, много ли запомнила из книг, которые он велел читать.

Сашечка, как плохо, что сейчас не можешь быть со мной, мой верный дружок. Страшная жалость и страх захлестнули меня. Мой лучший друг уже никогда ничему меня не научит, не заслонит от неприятностей. Его просто нет. И из этой истории мне придется выбираться самой. Я мужественно попыталась вернуться назад к дням юности.

Объявить маме о твердом решении уйти в искусство я не рискнула.

Параллельно с просветительской миссией Сашка еще пытался охмурить меня. И ему это почти удалось. Все подружки «всерьез» встречались с молодыми людьми и считали меня синим чулком. Такая малопривлекательная характеристика меня не устраивала. Я посчитала, что свою первую романтическую любовь я пережила. Митя далеко и, возможно, никогда не вернется. Это привело к нескольким поцелуям и неуклюжим объятиям в холодных подъездах, которые находились на нашем с Сашкой пути от его дома к моему и обратно, и так несколько часов подряд. С тех пор я терпеть не могу ни зиму, ни стук дверей в подъездах. Всегда втягиваю голову и закрываю глаза. Мои амурные дела могли закончиться чем-то более серьезным, если бы я наконец не добралась до Руфы. Правда, мы встретились не в конце обещанной недели, а только к концу месяца. То она не могла, то я. Меня уже беспокоило, что пусть и не по своей воле я нарушаю обещание выполнить просьбу Данилы, как вдруг раздался звонок и веселый голос Руфины Константиновны объявил:

— Пора бы тебе появиться. Боюсь, что не узнаю тебя, моя милая. Так давно обещаешь прибыть. Но сейчас не сможешь отказать старухе. У меня день рождения. Так что, будь любезна, появись.

— Руфочка, — закудахтала я, — но ведь вы же сами…

— Перестань, ну что мы будем считаться. Я, если ты помнишь, очень люблю цветы. Даже в горшках. Других подарков не надо. Ну, все. Я тебя жду.

Я была рада приглашению, но совершенно не знала, как объяснить маме, к кому я иду. Начинать рассказ с начала не хотелось, а врать — тем более. Решила сказать правду, но не всю.

— Мамочка, — налетела я на усталую родительницу, — я иду на день рождения к замечательной даме. Я познакомилась с ней на даче. Она старая актриса и очень интересный человек.

Мама насторожилась, у нее, видимо, всколыхнулись опасения относительно театрального института.

— Ты не бойся. Если хочешь, я потом тебя с ней познакомлю. Только я не представляю, что дарить. Что-то ведь надо?

— Я уверена, что лучше всего книгу о какой-нибудь знаменитой актрисе.

— Здорово! — обрадовалась я маминой сговорчивости, но не в обиду маме будет сказано, оказалось, что худшего подарка нельзя было придумать.

— Что это? — спросила именинница, принимая у меня из рук горшок с цветами и сверток.

— Воспоминания Ермоловой, — гордясь интеллигентностью подношения, отрапортовала я.

— Зачем они мне? У меня своих воспоминаний не меньше. И пожалуй, они даже ярче. Она все время думала о творчестве, а я о красивой жизни.

— Но она же великая актриса!

— Неужели? Это кто сказал?

— Ну, все знают.

— Просто о ней написали, а обо мне нет. Ну и что? Сейчас это уже ни для нее, ни для меня не имеет значения.

Смутившись, я вошла в комнату, готовая приветствовать спокойно-доброжелательные морщинки Руфиных гостей. Вместо ожидаемого, я увидела раскрасневшиеся молодые лица, обращенные к сидящему в центре стола гитаристу. Руфа подтолкнула меня к столу. Я тихо села и стала оглядываться. Вскоре обнаружила, что всех этих людей я видела на сцене подвальчика. Открытием я спешно решила поделиться с хозяйкой и уже собралась идти на кухню…

— Вы Лера, насколько я понимаю, — мрачновато констатировал неприятный мужчина, оказавшийся моим соседом.

— Да, а откуда вы меня знаете?

— Я вас не знаю. Просто остальные, кажется, пришли, ждали Леру, вы последний гость, поэтому я и решил.

Мой собеседник сильно отличался от всех присутствующих. Вид у него был пожухлый, костюм немодный и пропахший антимольным порошком. Только глаза выделялись в сером облике. Под внимательным взглядом мужчины становилось неуютно, кусок застревал в горле. Интересно, кто он такой?

— Вы тоже из театра? — облекла я свой вопрос в вежливую форму.

— Я просто гость, проездом…

Ответ, естественно, требовал пояснения, но я была уверена, что продолжения не последует, замолчала и стала искать лица старых знакомых. Обнаружила только Эву, которая восседала в самом центре. Она задорно подпевала молодым голосам, притопывая ногами и выстукивая ритм пальцами по столу. Понимая, что мне не добраться со своими приветствиями до разошедшейся старушки, я отправилась на кухню. Ссутулившись, с зажатой в напряженных пальцах сигаретой, у окна за занавеской схоронилась хозяйка. Мне показалось неудобным влезать в ее молчание… Я растерялась.

— Заходи. Ты что-то хотела, Лерочка? — дрожащим голосом поинтересовалась Руфа.

— Как вы услышали, что это я?

— Ты забыла, что у меня абсолютный слух. И несмотря на возраст, я еще не оглохла, — обретя былую сварливость, объяснила старая дама. — Ты ведь что-то хотела узнать?

— Да, но мне неудобно спрашивать.

— Неужели ты хочешь лишить себя радости узнать сплетни, а меня лишить возможности тебе сообщить и прокомментировать их соответствующим образом?

— А где ваши родные? — отважилась я.

— Кого ты имеешь в виду? Митя, как тебе известно, в Италии. Сын мой прячется в складках шопенки у Анны, остальные здесь.

— И как дела у Мити? — решила я продолжить безопасную тему.

— Хорошо, пишет каждую неделю. Ты представляешь, он оказался гораздо лучше, чем я о нем думала.

— Я всегда говорила, что вы его недооцениваете…

— Он оказал мне такую поддержку, так сражался за своего брата, я уже даже надеялась на победу. Но Данила сам почему-то мешал, он не давал возможности себе помочь, — сердито проворчала Руфа. — Ничего до сих пор не понимаю. Не верю, что он был способен совершить такой жуткий, безумный поступок. Но я ничего не могу доказать. У меня не хватает аргументов. Даня полгода вообще не писал, только сейчас мне привезли первое письмо, и оно тоже какое-то странное. Такое впечатление, что он всем доволен. На следствии все время молчал, полгода не писал и вдруг такое «радостное» послание.

— И что вы собираетесь предпринять?

— Пока не знаю. Но ты права. Что-то делать надо. Время уходит. Ну хватит об этом. Ты по-прежнему влюблена в Митьку? Хочешь почитать его весточки?